Женщина, что сидела около Василия Васильевича, рванулась к выходу и быстро исчезла.
Когда началась тревога, напротив щели, в которой мы спрятались на другой стороне улицы был красивый каменный дом. У арки сидела старушка с противогазом на коленях — дежурная. Теперь не было ни дома, ни старушки. Только стены да груды дымящихся кирпичей. В воздухе повисли лестничные марши.
Сандружинницы укладывали на носилки рядом с женщиной маленькую девочку с окровавленным лицом.
Подъехали два грузовика. С них соскакивали девушки в сапогах и гимнастёрках, с лопатами и ломами — дружинницы местной противовоздушной обороны. Они будут раскапывать развалины, потому что под обломками есть люди...
Домой мы возвращались молча. Перед глазами у меня всё стояла то женщина, которая рвалась из щели, то девочка с окровавленным лицом. Женька, наверно, тоже о них думал.
Уже возле дома Женька сказал как-то растерянно:
— Надо что-то придумать... Надо скорее на фронт...
В то время я не придал его словам особого значения.
А именно тогда в Женькиной голове зародился план, который потом принёс мне много неприятностей.
«БОКСЁРСКАЯ» МАЗЬ
— До первой крови! — объявил Женька и стал руки натирать какой-то вонючей мазью.
— А это чего у тебя? — спросил я.
— Боксёрская мазь, — ответил Женька и спрятал баночку в карман.
— А мне дашь боксёрской мази?
— Ушлый какой! — ухмыльнулся Женька. — Чтобы меня же нокаутировал, да?
— Это как? — не понял я.
— Марала! — сказа я Женька снисходительно. — Даже слов боксёрских не знает.
Мне стало очень стыдно. Я попросил Женьку объяснить эти слова.
— За каждое слово, — сказал Женька, — буду выдирать у тебя по две волосины. Понял?
— Ладно, — согласился я. — Давай. Выдирай.
Мы стояли друг против друга между двумя сараями. Один проход был завален дровами, а другой почти упирался в дом. Над головой сияло небо. Место было самое подходящее для всяких секретных дел.
— Нокаутировать, — говорил Женька, — это когда я тебя шмякну так, что и не встанешь. Понял?
Я мотнул головой, хотя мне совсем не нравилось, что Женька так про меня говорит.
— Башку подставляй! — потребовал Женька. Я наклонился и глаза зажмурил. «Ничего, — думал я. — Две волосины — это ерунда. У меня их много, и велю тренировать надо». Женька не спеша рылся у меня в волосах, а потом как дёрнет. В тяглах у меня будто молния блеснула, и больно стало так, что я не стерпел и закричал:
— Я вот тебе дам!
— Трус! — сказал Женька, — Из-за двух волосин барахлит, как испорченный мотор.
— Если бы ты две взял, а то... — стал я оправдываться.
— В боксе, — загадочно сказал Женька, — главное дело — правила выучить. Вот если знаешь их, никто тебя не победит. Потому что самые сильные люди придумали это.
- А ты знаешь? — недоверчиво спросил я.
— Спрашиваешь ещё!.. Да я эти правила во сне вижу. Мне отец, когда этот... — Женька осмотрелся по сторонам и закончил шёпотом: — Когда пистолет свой дал, то и правилам научил. Без них нельзя. Понял?
— Отец тебе пушку дал... — поправил я и задумался — не травит ли Женька.
— Пистолет... — протянул Женька и вдруг заговорил быстро-быстро: — Это и есть пушка. Только она, знаешь, на пистолет смахивает. А курок красненький. Когда зарядишь, лампочка зажигается. Синяя. Это для светомаскировки, чтобы фрицы не увидели. А стреляет — будь здоров... И грохочет как гром... А можно и бесшумно. Там кнопочка есть секретная. Маленькая В увеличительное стекло смотреть надо. С этой пушкой наши самого Гитлера кокнут. Понял?..
В голове у меня от этих слов такой винегрет получился — ужас.
— А к военкому ты пойдёшь? — спросил я Женьку.
Женька почесал ухо и ответил важно:
— Надо обсудить этот вопрос...
— А с кем обсудить? — сгорая от любопытства, спросил я.
— Так все секреты тебе и выдай, да?
Я понял, что Женька будет советоваться со связным своего отца. А может, даже с отцом.
— Ладно. Рассказывай правила, — сказал я.
Женька авансом выдрал у меня ещё клок волос, а потом и говорит;
— Первое правило — это... цейтнот. Цейтнот — это...
Женька сморщился, как от зубной боли, и повторил:
— Это значит.,.
— Цейтнот — это в шахматной игре бывает, когда времени шахматисту не хватает, — услышал я голос сверху.
На крыше стоял Сенька Шульберт — музыкант. В коротеньких штанишках. Сам коротенький, толстый. Руки в кармашки положил и на нас смотрит.
— Женька всё врёт тебе, а ты в веришь...
Женька сначала растерялся, а потом показал Шульберту кулак и как закричит: