Выбери Алек другой маршрут, не сядь он пьяным за руль, – ничего бы, возможно, не произошло…
Чем больше скорость, тем меньше водитель контролирует машину. Она обретает опасную независимость и выходит из подчинения.
Алеку нравилось это скольжение по краю бездны, которая в любой миг могла поглотить его. «Мерседес» мчался вперед подобно летящей в ночи черной комете. Огни фонарей сливались по бокам в сплошные полосы, асфальт стремительно стлался под колеса, встречные авто мелькали и тут же пропадали из виду. Мощный выброс адреналина в кровь отключил чувство самосохранения, и Алек забыл об осторожности. За это ощущение полета между жизнью и смертью он и обожал стритрейсинг. Ничто другое не давало ему таких упоительных эмоций.
Никакая порция выпитого виски не шла в сравнение с этим опьянением скоростью. Алек воображал себя демоном, парящим над мегаполисом, который, словно спрут, оплел горожан своими щупальцами и, казалось, питался их энергией. Гена с Алеком не раз обсуждали свое желание вырваться на свободу, но ни один из них не представлял как.
– Врешь, я тебе не по зубам, – сжимая руль, процедил водитель «мерса». – Ты мной подавишься!
Он обращался к раскинувшемуся на огромной территории каменному монстру, пронизанному подземными туннелями, трубами, электрическими проводами и сетью дорог. Видимо, в отместку за дерзость город решил наказать его. Откуда-то из подворотни неожиданно выскочил человек и кинулся под машину Алека.
Резкий поворот руля, утопленная до упора педаль тормоза, скрежет железа, визг резины…
Алек мигом протрезвел, остановился, вышел из машины и оглянулся по сторонам. Никого. Он выругался, наклонился и посмотрел под колеса. Пусто.
– Эй, мужик! – крикнул он в темноту, ощетинившуюся голыми кустами. – Ты где?.. Живой?..
Никакого ответа. Был слышен только шум трассы и завывание ветра между домов.
Алек прошелся по улочке, куда он свернул, чтобы сократить путь, наткнулся на спящую бродячую собаку, чертыхнулся и вернулся к «мерседесу». Друзья тем временем укатили в сторону Воробьевых гор.
– Отряд не заметил потери бойца… – пробормотал Алек, всматриваясь в поросшие жухлой травой газоны.
Вдруг тело пешехода от удара отбросило далеко от дороги? Так далеко, что сразу не найдешь?
При всем лихачестве Алека ему везло, и он до сей поры не попадал в серьезное ДТП. Может, и сегодня пронесло? Но куда же в таком случае делся пешеход?
«За руль навеселе не садись, – накануне мальчишника предостерегал Алека отец. – Попадешь в аварию, отмазывать не стану. Сам выпутывайся!»
Пугал, конечно. Отмажет, мать его вынудит. Алек – ее любимец. Она с детства надышаться на него не могла, пылинки сдувала. А когда вырос сын, красавец-повеса, то и вовсе души в нем не чаяла. Отца это раздражало, но он молчал.
– Есть тут кто живой? – крикнул Алек, застегивая куртку. Осенний холод пробирал до костей, злой ветер продувал насквозь. – Мужик, а мужик?! Отзовись!
Ему почудилось, или из кустов вынырнула фигура и двинулась куда-то во двор? Алеку бы плюнуть, сесть в машину и ехать следом за друзьями. Но нет. Он всегда отличался неуемным любопытством.
– Это ты мне чуть под колеса не попал? – обратился парень в спину странному человеку. – Самоубийца, что ли? Если жить надоело, иди и с крыши прыгай! Зачем других-то подставлять?
Тот остановился, поманил его рукой и зашагал дальше. Алек, как завороженный, пошел за ним…
Глава 2
– Где жених? – спохватился Гена, когда возбужденные рискованной ездой «гонщики» отдыхали, любуясь ярко освещенным городом со смотровой площадки. – Кто-нибудь его видел?
Мажоры переглядывались и пожимали плечами.
– От клуба он отъезжал, – сказал один из них. – А потом…
– Наверное, где-то по дороге свернул, – предположил второй. – Он любит по боковым улочкам колесить.
– Мы его потеряли, – взволнованно молвил Гена. – Я думал, здесь встретимся, а он, по ходу, не появлялся.
Вся компания была под хмельком, и пропажу виновника торжества парни заметили только сейчас. Разгоряченные скоростью и соперничеством, они медленно приходили в себя.
– Видать, Алек где-то отстал, – предположил третий из присутствующих.
Машины, так же, как их хозяева, отдыхали, остывая после отчаянных виражей и борьбы за победу. Лавры достались Гене Каневичу, которому, по его же словам, было нечего терять, кроме больного тела.
«Я жизнью не дорожу, – часто повторял он. – Зато она меня бережет как зеницу ока. Иначе бы я давно окочурился».