В следующий четверг на работе Том наложил горчицы в баночки для кетчупа и ушел на ленч через полчаса после прихода. Его менеджер, мистер Барнетт, усадил его для небольшой беседы.
"Это на тебя не похоже, Том. Ты из моих самых надежных парней. Но ты не уделяешь должного внимания. Ты достаточно высыпаешься?"
"Я ложусь в десять тридцать", ответил Том. "В одиннадцать по субботам."
"Что ж, теперь будь повнимательней, окей?"
"Окей-докей." Томми показал ему большой палец и был очень внимателен днем, когда мыл полы и заполнял держалки салфетками.
Неделю спустя Маркус, черный подросток, работавший на выдаче, случайно столкнулся с ним. Томми уронил свой бигмак, латук и секретный соус разлетелись по полу.
"Чтоб ты сдох, вонючая сволочь", заорал он. И швырнул в Маркуса стопку сверхбольших пластмассовых стаканов. Они перелетели через плиту и врезались в холодильник. Все за стойкой замерли и уставились. Томми стоял без движения, мертво прижав руки к бокам, рот открыт глаза пустые.
Звонок телефона вывел Эндрю из послеобеденной дремоты. "У нас проблема", сказал мистер Барнетт. "Вам надо приехать и забрать Тома."
"Альцгеймер", сказал доктор Тома. "Извините, мистер Клеменс. Я могу сделать для вас пару анализов, но все симптомы присутствуют." И он пересчитал по пальцам. "Потеря памяти, спутанность сознания, вспышки ярости. Мы называем это старческим слабоумием."
"Это же мне семьдесят шесть", сказал Эндрю. "Я должен беспокоиться. Но ему-то только сорок три."
Доктор кивнул. "Это несправедливо. Но, боюсь, каждый взрослый с синдромом Дауна, которому за сорок, испытывает такого рода преждевременное старение."
Эндрю долго рассматривал свои руки, прежде чем заговорил снова. "Какое возможно лечение?"
"Реально никакое. Наверное, Тому осталось четыре-пять лет, но он будет продолжать терять функции. Я могу сделать несколько запросов, если хотите, в заведения для людей с проблемами с памятью. Это хорошие места. Ему будет комфортно."
"Нет", ответил Эндрю. "Я сам позабочусь о своем мальчике. Как заботился всегда."
"Обед готов, приятель", Эндрю стоял в дверях гостиной. "Отбивная и твое любимое картофельное пюре."
Томми сидел на коврике, глядя "В поисках Немо" в третий раз за два дня, тонкая нить слюны серебрилась в свете лампы, темное пятно расширялось на его штанине.
"Том? Тебе не надо пописать?"
Томми посмотрел вниз на себя. "Нет. Я уже." И он повернулся к мультику.
Отец взял его за руку и повел вверх по лестнице. Вымыл его губкой, сменил одежду. После обеда он съездил в аптеку за пакетом подгузников самого большого размера.
Эндрю с неделю возился с подгузниками своего бородатого сына, слезы впитывались слоем абсорбента. Томми мирно лежал в постели, 170-фунтовый младенец, еле слышно напевая про себя.
"Окей, хорошая погода для прогулки", сказал Эндрю в пятницу вечером. Томми натянул свое эластичные брюки и пошлепал вниз. Через несколько минут по ТВ раздалась мелодия сериала Брейди Банч. Эндрю пошел в свою берлогу и связал с полдюжины стрекоз, удивляясь, что все еще помнит, как это делать. Голубые перышки, свинцовая капля, крылышки из тончайшего тюля, связанные сырым шелком.
"Эй, приятель", сказал он, заходя в гостиную. "Завтра суббота. Давай посмотрим на рыб."
Он позвонил в контору на озере, забронировав плоскодонку с подвесным мотором. Всего на полдня. Он сдела Томми его любимый ленч – сэндвичи с болоньей, Фритос, кексы с темным шоколадным покрытием – и положил все в холодильник из белого пенопласта с упаковкой шести банок БудЛайта.
Около полудня светловолосый студент колледжа, в майке с эмблемой университета, продранной на плече, стащил вниз по рампе лодку в озеро.
"Вот, папаша", сказал он, вручая Эндрю ключи от мотора. "Мы закругляемся в шесть тридцать."
Эндрю сидел на корме, рука на дросселе, глядя как Томми скользит пальцами по воде, а другой рукой ест Фритос из пакета. Теперь на озере столпились летние домики и заняло сорок пять минут, пока Эндрю нашел безлюдную бухточку.
Он причалил лодку и собрал свой спиннинг, привязав на леску Королевскую Муху. Он удил на мелководье с полчаса, не поймав ничего. Томми сидел на берегу, раскинув ноги, спиной привалившись к иве. Он съел три сэндвича, горчица ярко желтела в его бороде.
"Охо-хо", сказал он.
"Что такое?"
"Брайан снова себя плохо ведет", сказал Томми. "Брайан снова обмочился."
"Я сейчас."
Глаза Эндрю заволокло слезами. Он взял из холодильничка две банки БудЛайта, открыв крышки. Пиво, потому что Томми нравится, как щекочут пузырьки, нравится пить то, что пьют мужики на ТВ. Пиво, потому что оно замаскирует вкус таблеток, которые бросил в него Эндрю, одну за одной, все двадцать шесть.
"Выпей-ка, приятель", сказал он, медленно взбираясь на берег. И вручил Тому банку.
В высокой траве вокруг них начали в сумерках подниматься светлячки, помаргивая желто-зеленым светом.
"Смотри-ка, феи." Голос Эндрю дрогнул. "Посчитай-ка мне фей, Томми? Можешь посчитать вслух?"
На тридцати шести голова Томми начали клониться. На сорок первой по земле покатилась пустая банка.
"О-о." Глаза Томми широко открылись, на лице появилась широкая улыбка. Он сложил руки ковшиком вокруг тайного, хрупкого груза всего на секунду, потом безвольно сполз по иве вниз.
Эндрю пристроился рядом, крепко обнял, и выпил вторую банку горького пива. Он поцеловал щеку сына в последний раз и замотал леску со стрекозой вокруг его запястья, яркой на фоне бледной, мягкой плоти.
"Сладких снов, сынок", прошептал он и закрыл глаза.
Конец