Груз в прицепе возмущенно дернулся. Скелету не хотелось и далее оставаться безголовым.
Гул кашлянул, на мгновение приоткрыв точечное отверстие напротив рта. На месте прицепа возникло облако высокотемпературной плазмы, оставившее после себя только кляксу на оплавившемся асфальте.
Гул опять показал на череп.
— Можешь ничего не говорить, я все понял, — сказал Картазаев.
Рука, сделавшись самостоятельной, не хотела его никак отдавать. Холодный хрусталь так приятно лежал в кисти.
Гул взял его сам. Повертел в руке и вдруг швырнул на пол.
— Что ты делаешь, урод! — вырвалось у Картазаева.
У него была надежда, что, упав, тот не расколется. При ударе череп треснул. Может, удастся склеить, подумалось и опять не судьба. Череп подскочил пару раз на голом бетоне и не выдержал: лопнул как перекаленная электрическая лампа. Сотни стекляшек полетели во все стороны.
— Подделка, — прохрипел гул, чем едва не убил всех присутствующих.
Смертоносный жар выходил из него. У Картазаева, Лешего и даже Коробочки оплавились брови.
Потерявший сознание Картазаев увидел картину, про которую он знал, что никому не расскажет. Все вокруг стало нестерпимо белым, как облака зимой, он увидел две медленно удаляющиеся фигуры, взявшиеся за руки. Боно и Гита.
— Вот так, — грустно улыбнулась Гита. — Меня подставили, Вольд. Диего с самого начала знал, кто я. У меня даже не было шанса. Отомсти за меня.
Картазаев так и не узнал, что это было. Галлюцинации? Фотоморгана? Сон? Или пара влюбленных, которым не дали долюбить на земле, ушли туда, где им никто не будет мешать?
Но одно Картазаев знал точно. Он привык выполнять обещания, даже если дал их призраку.
Из города Картазаеву помог скрыться Леший, вывезя в багажнике своей автомашины. Прощались на пустом ночном перроне промежуточной железнодорожной станции.
Полковник и подросток молча шли вдоль полотна, а следом медленно ехал джип. За наглухо тонированными стеклами которого, Картазаев знал, притиснутая мордоворотами охраны, послушно сидела Маша. На душе скребли кошки. Полковник прикидывал, сопоставима ли польза от его действий с причиненным же вредом. Ведь в превращении подростка в главаря ОПГ и он приложил руку. Андрей мог стать хорошим цивильным человеком, однако он сделал его бандитом.
— Прощайте, может еще свидимся. Знайте, вы всегда можете на меня рассчитывать, — Леший подал руку, которую Картазаев с задержкой, но пожал.
— Не попадайся мне больше, — сказал он серьезно. — Мы играем в разных командах.
— Я знаю, — так же серьезно сказал Леший.
Полковник стоял в покачивающем вагоне, глядя в проносящиеся мимо росчерки огней.
— Кто это был? Сын? — спросила проводница.
Картазаев ничего не ответил.
Грузный лысоватый человек в белом халате поверх формы вошел в кабинет. Напевая что-то под нос, сел в кресло, стал перебирать бумаги на столе. Дело спорилось. Некоторые бумаги подписывались, другие после предварительной отметки о выполнении отправлялись в хлеборезку.
Что-то назойливо отвлекало занятого человека, и он вдруг почувствовал себя неуютно. Подняв глаза и поведя ими из стороны в сторону, он вдруг увидел сидящего в дальнем углу кабинета Картазаева.
— И давно ты тут сидишь? — невольно спросил хозяин кабинета.
— Час. Ты слишком самоуверен, Эйнштейн, и даже не смотришь по сторонам. Вдруг затаился где подлый враг.
— Что за ерунда? Враг в этих стенах? Не смеши меня!
Однако Вольд не рассмеялся, продолжая пристально смотреть на собеседника.
— Давно приехал? — поинтересовался эксперт. — Если б ты знал, какую тут на тебя объявили охоту! Я тебя в наручниках ждал! — он хохотнул.
— Знаю, — меланхолично ответил Картазаев. — И не в наручниках ты меня ждал, а в ящике со сложенными на груди руками.
Эйнштейн внимательно посмотрел на него и сказал:
— Я тебя понимаю, нервные перегрузки и все такое. На моем веку такое с агентами случалось и покруче тебя. У меня есть хороший антидепрессант.
Док выдвинул было ящик стола, тогда Картазаев показал ему пистолет.
— Не этот? Универсальное средство, помогает от всех болячек.
— Ты соображаешь, что несешь?
Не обращая внимания на ярость Эйнштейна, Картазаев спокойно продолжил:
— Знаешь, я по началу хотел оставить оружие в столе. Тогда у меня было бы оправдание, когда б я тебя пристрелил. Единственное, что меня остановило, это было бы слишком быстро. Я хочу, что предчувствие смерти затопило тебя всего, от кончиков пальцев до самой твоей умной головушки. Может быть, хватит ломать комедию? Мы здесь одни. Можешь хоть раз побыть самим собой.
— Что за ерунда? Я ничего не понимаю! Ты меня в чем-то обвиняешь?
— Ты допустил единственный прокол, — Картазаев показал системную плату, вынутую им в куполе, полной мертвецов. — Здесь твой электронный адрес. Лаборатории отчитывались перед тобой. Поначалу я хотел отдать ее на экспертизу тебе. Догадываюсь, где я был бы тогда. Там же, где и Гита? С переломанными костями.
— Что же ты хочешь?
— Ты знаешь как специалист, что я собой представляю, так что живым из этой комнаты тебе уже не выйти. Облегчи душу.
Док потер переносицу, усмехнулся и сказал:
— Ты сказал, что я могу побыть самим собой. Здесь это невозможно. Но я ни о чем не жалею. В городе застывших камней у меня было все. Неограниченный человеческий материал, фактура застывшего времени. Практически весь арсенал "Смерча" был к моим услугам. Я был так близко к контролю над временем.
— Жаждал отхватить нобелевскую премию?
— Мальчишка! Если бы ты мог представить что такое время. Оно пронзает нас наподобие кровеносных сосудов. Секунды это толчки многих сердец. Чем больше занимаешься временем, тем больше осознаешь, насколько это всеобъемлющее понятие.
— И для того, чтобы осознать, ты убил Гиту? А потом обманом заставил Бушмена работать на себя.
— Потери были неизбежны! — с пафосом воскликнул эксперт. — Гита захватила бы череп, и вход в Лубаантун мог навсегда закрыться.
— Вот и я о том же. Пришла пора пополнить список.
— У тебя нет доказательств! — в панике воскликнул Эйнштейн. — Кроме твоей платы!
— Почему моей? Я вынул ее перед твоим приходом у тебя из компьютера. Извини, оригинал гул испарил.
— Негодяй!
— Я знаю. Кстати в одном месте ты едва в действительности не прокололся. Помнишь, "помогая" уйти от погони, ты прямиком вывел меня на грузовик. Под ним собственно я и должен был остаться, но повернулось по-другому. Умирать придется тебе.
Эксперт задумчиво переложил папки на столе:
— Сколько можно было сделать. У меня столько непроанализированного материала осталось. Жаль.
— Ты уже и так чересчур много наанализировал. Я жду.
Эксперт хотел еще что-то сказать, потянуть время, но столкнулся с такой сталью во взгляде Вольда, что не выдержал, опустил глаза, плечи его поникли. Встав, подошел к окну, распахнул шторы. В комнату ворвались веселые солнечные зайчики.
Поверх толстых пуленепробиваемых стекол имелась решетка, и он отомкнул их своим личным ключом. Оконный датчик запульсировал тревожным красным светом. Другим ключом док отпер следующий замок и с треском отлепил тяжелые створы друг от друга и толкнул их от себя. В комнату никогда не знавшую никакого другого воздуха кроме кондиционированного ворвался ветерок.
— Всегда хотел это сделать, — криво усмехнулся эксперт.
Уперевшись руками в подоконник, он неловко перевалил через него грузное тело. Через несколько секунд снизу донесся тяжелый удар.
Когда в комнату ворвалась охрана, Картазаев даже не приподнялся с кресла. С улицы доносились возгласы сбегающихся на происшествие зевак. Ветер беззаботно играл занавесками, они бились друг о друга, словно пара широких ладоней, аплодирующих в конце спектакля после того, как закрылся занавес, скрывая отыгравших свое актеров.