— И совсем не за полтора, — возражаю ему, — до этого сколько времени на выплавку чугуна потратили? А формы для литья с подогревом? А ковш для чугуна чтобы на раз хватило? А сколько на пробы времени истратили? Почитай весь завод с осени лихорадило, все поделки для людей забросили.
— Это да, — легко согласился отчим, — а все ж, если будет еще заказ, так мы и еще быстрее сможем.
Та-а-ак. Это уже интересно, наш старый пенек решил под занавес след в истории оставить? Или это просто профессиональная гордость? В любом случает надобно за кузнецом присмотреть, а то ведь он начинает думать, что все в жизни теперь просто, а то, что я от этого завода и дня не отдыхал, не заметил.
К началу августа загрузили на три дощаника изготовленные пушки, так как вес каждого орудия превысил двадцать пять пудов, то сами понимаете, грузить на дощаники больше семи штук было нельзя, и отправили по Ангаре до Красноярска. Там все это перегрузят на двадцать возов и вперед в Москву, в пушкарский приказ. По времени должны успеть добраться до стольного града до того как станут реки. А и станут, все одно ко времени привезут. Естественно лафеты изготавливать не стали, их будут делать, скорее всего, из дуба, а в Сибири деревьев с подобными свойствами не растет. В качестве сопровождающего стратегический груз Перфильев назначил своего сына, уж слишком удачным ему показался момент, когда можно было отпрыска пристроить в столицу. Это он зря, грядет северная война и там его кровиночке придется несладко, очень не сладко, но тут уж ничего не сделаешь — судьба.
— Иван! — Крикнул Демид Горян. — Заканчивай работу. Все на сегодня.
— Подожди чуток, — откликнулся Шибенин, — немного осталось, не хочу завтра снова краску наводить.
С того момента как приехали в Иркутск Ивана определили учеником к Демиду в инструментальном цехе, многие думают, что в этом цехе только инструмент выделывают и ошибутся. Не только инструмент, но и станки большие, вот сегодня как раз Иван доводил скользящую поверхность салазок суппорта токарного станка до идеального состояния. Вообще, сначала работа ему сильно не понравилась, скорее всего от того, что незнакома была, а потом понемногу втянулся, почувствовал вкус созидания. Совершенно неожиданно выяснилось, что глаз у Ивана устроен особым образом и то, что одни не видят, даже прищурившись, он может легко разглядеть, поэтому все чаще ему поручали работу, требующую особой тщательности и остроты зрения. Вот и сейчас он доводил скользящую поверхность, устраняя шабером малейшие выпуклости металла.
— Ну, это ты зря, — покачал головой Горян, — Дежнев Василь такого не приветствует, говорит: кто не умеет хорошо отдыхать, тот не умеет хорошо работать.
— Вот ведь пристал, — в сердцах ругнулся Иван, когда шабер скользнул по поверхности и снял стружку чуть дальше требуемого, — ладно, действительно надо отдохнуть, а то рука подводить стала.
— Вот это дело. Если захочешь, ко мне можем пойти, жена мясных щей наварила.
Почему Демид зазывал к себе Иван догадывался, и подозревал, что когда он зайдет к нему в дом, там совершенно «случайно» окажется его свояченица. Девке этой было лет под двадцать пять, на шесть лет старше Шибенина, и по местным меркам считалась уже старой, однако сам Шибенин так не считал, походная жизнь с малолетства приучила его оценивать не молодость и ледяную красоту недоступных красавиц, а хозяйственность и мягкость в общении женского пола. А именно этими достоинствами и обладала Антонина, однако торопиться развивать отношения Иван не стал, к выбору спутницы жизни он решил отнестись серьезно, родители теперь далеко, в случае чего помочь будет некому, поэтому пусть все решит время.
— Ну, пойдем, коли щи предлагаешь.
— Можем и пивка с устатка, — вдруг повеселел Демид.
— Нет, — мотнул головой Иван, — на этот счет сразу предупредили, кого с похмела увидят, штрафом большим обложат, а я только недавно за одежку расплатился, да и новый заем на дом обещали. Так что без пива обойдемся.
— Ну и ладно, — не стал настаивать учитель, — обойдемся.
— Слушай, а чего это все казаки так над Васькой трясутся, словно телка постоянно вдвоем пасут?
— Вот ты его Васькой называешь, — ухмыльнулся Демид, вешая свою рабочую куртку на вешалку, — а многим не зазорно его и Василием Алексеевичем величать. Тут говорят, что раньше он вроде как дурачком в Лисьем был, да только мало кто этому верит, уж больно разумен в разговорах и знает обо всем столько, что дай Бог нам всем хотя бы десятую часть того знать. Ты же видишь, как что не получается, так за ним бегут, а он только глянет и уже говорит как надо делать. Вот посмотри, чего мы сейчас работаем? — Мастер широко махнул рукой, обводя все помещение. — Тут ведь ни одной задумки чужой нет, все от Василия. А еще немца здесь видел?