А на каторге, ох не сладко, первую зиму пережил с великим трудом, даже обморозился слегка, всю весну отходил, за то и в опалу попал, кормить стали хуже некуда. А ежели так, то вторую зиму ему точно не пережить вот и подался в бега с душегубами, все одно деваться некуда.
— Какое стекло варил, хрусталь, али цветное?
— Не, хрусталя у нас не было, смальту варили, — ответил мне мастер, снова жадно взглянув на торбу.
Смальту? В семнадцатом веке? Что за бред. Насколько я помню, до Ломоносова никто смальту в России не производил, а тут на тебе. Или я чего-то не понимаю?
— Погоди, а сколько цветов смальты варилось? — решил уточнить у Федора.
— Как сколько? Все четыре и варили. — Еще и выпрямился гордо, мол, смотри какой я мастер.
Вот теперь понятно, Ломоносов-то рецептуры разработал, которые позволяли все цвета варить, а эти только четыре цвета знали. Плохо — смальта мне ни к чему, мне светлое стекло нужно, а этот прозрачного стекла не варил, и вряд ли знает все нужные технологические процессы. Пришлось задуматься, а нужен ли мне этот боярский сын, стОит ли рисковать ради того, чтобы получить мастера недоучку? Но, чуть подумав, решил: стОит. И главное не в том, что он знаком с самой варкой стекла и может грамотно сложить печи, хотя и это дело великое, а в том, что он будет моим прикрытием, при таком мастере, никто не заметит маленького подмастерья, чего-то там ковыряющегося в углу.
— Что ж, убедил, — кивнул я Федору, — но не из-за того что жалостливо рассказывал, я сам рассказать много чего могу, а потому, что правду сказал, хоть и не всю. То, что боярский сын верю, что со стекольным делом знаком тоже, а вот что в опалу из-за своих знаний попал, нет. Не стал бы просто так боярин тебя приказу сдавать, да и приказ не стал бы от готового мастера отказываться, вернули бы тебя на завод, в кандалы, и вся недолга. Ну, скажешь правду, или тебя в приказ везти?
— Не надо в приказ, — буркнул доходяга, — по государеву делу меня упекли. На праздник напился до беспамятства, а потом говорят, хулу на царя возвел.
— На царя, — протянул я, демонстративно почесав затылок, — как же можно? На царя то?
— Не помню я ничего, — опустил голову беглец.
— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, — жестко осадил его, — кто донес? Из своих или из чужих?
— Свой, — скривился Федор, — Фролка, а ведь лучшим другом был.
— Вместе работали? Или вместе за одной молодушкой ухлестывали?
Каторжанин удивленно посмотрел на меня:
— Не было ничего такого, он все больше за боярской дочерью увивался, но не по силам замахнулся.
— Чего он там себе придумал только его касаемо, а сдать тебя без причины он не мог, должна быть причина, или мешал ты ему первым быть по работе, или молодку не поделили, или еще чего, чтобы выслужиться.
— Выслужиться теперь у него вряд ли получится, — усмехнулся Федор, боярин на него из-за меня шибко осерчал. А вот в приказ его при мне зазвали.
— Хорошо, будем думать это и есть та причина. Хотя…, — я специально не докончил мысль, чтобы у мастера не возникло убежденности, что я ему полностью поверил.
— А тебя-то как звать, малец? — осмелел Федор.
— А меня не зовут, я сам прихожу, — ответил шуткой будущего, — а кличут Васькой.
Мастер задумался:
— Хм. Разговариваешь не по возрасту разумно, вроде как из княжей семьи, а сам одет как слободской.
— Так я и есть из слободы, сейчас на ушаковский хутор еду за телкой заморской. Они, голландские, говорят, шибко молока много дают, хотя и к морозам сибирским непривычные.
— Так, а стоит ли тогда ее покупать, если морозы не переносит? — Удивился каторжанин.
— Если за скотиной не присматривать, то вообще покупать ничего не стоит, — хохотнул я, — на морозе даже волкам худо, а уж чего о телках говорить. Мы ее в теплую стайку поставим и кормить будем не только сеном, но и запаренными отрубями, а то и пророщенным овсом во время отела.
— Ну, что ж, коли так, — согласился бывший сиделец, — так что решил?
— А решил я тебя в приказ не везти, но и отпустить просто так совесть не позволит. — Краем глаза заметил как Федор напрягся, испугался, что я его прямо здесь как дружков положу, а он от слабости не сможет даже сопротивление оказать. — С лесом ты незнаком, а потому самостоятельно прожить не сможешь, воровать начнешь, а это никому не нравится, обязательно найдут и как вора либо в приказ, либо камень на шею и в речку. А потому решил тебя пока припрятать, а потом и к делу пристроить. Согласия твоего не спрашиваю, ни к чему оно мне, просто выбора не оставляю, и помни: сбежать от меня не получится, сам видел, найду враз.