Да, мы порой жестоки, что оскорбляет наши эстетические чувства, но не затрагивает мораль, и мы такие, какие есть, и если меняемся, то исходя из того, какие мы есть.
Мы отвергаем любовь людскую, основанную на эгоизме, и храним преданность демонов друг другу и Аду, следуя ей беззаветно.
Мы скармливаем духу свои души и, упраздняя похоть созидания, уничтожаем тень божественных престолов повсюду, и в величии Ада нам не умыть рук своих от крови и не оступиться в праздность.
Мы — оси и спицы Вселенной, направленной в пропасть; от дремлющей прелюдии — к чадящей постлюдии, от фрагментов, вырванных нами из склепов безвременья — к пейзажам Ада.
Мы разрушаем все препятствующее развитию, росту и экспансии темного духа путями непроторенными, путями пламенеющими, ненасытностью нашей природы.
Так мы приумножаем,
И вся во всем преображаем
Во Зло.
Нас воспевают как посланцев Лжи. То верно. Порой мы заставляем лгать других, но никогда еще Ад не опускался до того, чтобы солгать даже одному смертному.
Наше слово — залог нашей чести.
Смертные лгут себе сами, открытыми глазами не видя границ фальши.
Держа козыри в рукавах, играют против себя, торгуясь, теряются в неведении и лености, держась за кодекс полусгнивших догм, где невинность значит всего лишь неискушенность, а не победу над искушениями.
Мы ложь в самом способе своего проявления, — но и только.
Мы есть, и нас не существует. Мы сиречь грандиозный обман под вуалью масок, впечатляющие процессы в соприкосновениях Ада с любой реальностью, и потому мы не лжем в мелочах, а творя ложь в масштабах Вселенной, мы несем более правды, чем творцы истины, и рушим иллюзии в коллапсирующих агониях.
Мы облачены в пурпур, одеты в плоть человеческую, обладаем природой демонической и являемся проявлением духа Дьявола.
Неудобство для нас — носить на своих лицах человеческие маски, прикрывающие, но не скрывающие, что невозможно, наши истинные сущности.
Как посмертная маска может быть истинным лицом человека, и повозка смертника стать триумфальной колесницей, так финальный момент битвы на земле станет единовременно моментом агонии наших тел, отбросив которые мы останемся в наготе своей природы, в первичности своего Зла и во всеоружии своих незапятнанных принципов, и, обратившись к битве на небесах, положим конец лжи и сбросим маски долой.
Ад находится в движении, истина в познании Ада.
Инферны движутся, неупокоенные, скрепленные волей Дьявола инициируют Зло, дают исход Геенны.
И нет более суровой участи, чем участь демона в его неукротимости. Тяжесть креста распятого — щепка в сравнении с ношей рождающего в борьбе многообразие могуществ, питающее Хаос.
In memoriam de … мы носим на своих шлемах цвета траура, излив боль из вновь отворенных, но никогда не заживающих ран, отдав тем дань Дьяволу Скорби.
И вновь призываем восстать из могил всех лежащих лицом к Аду, и завещаем возвращаться к борьбе из любой бездны.
Мы — Зло нетленное, и нам доступно владеть всем, но никому, кроме Дьявола не дано владеть нами.
Нам безразлично, как мы отражаемся в осколках разбитых миров.
Нам нет ни срока, ни предела, и нет препятствий, которые мы не могли бы уничтожить, вздымаясь в Сатане под Высшим Знаменем и следуя закону Высшему в заботе о развитии и благе Ада.
XXII
В истоки числа человека положена печать Зверя. В мягкую длань глины вложен оттиск с сигиллумом Дьявола на обороте — опаленный знойным дыханием явленный лик Зверя.
Из руин и тлена воспрявший архивраг всех ортодоксальностей, вечный антагонист всякой благости, крылатый како-даймон человечества, Зверь божественности — восстал.
Где порождение Вавилона скликало воронье на свои останки, где скалятся стены новой Аккады — там он въезжает на четырех пророках, впряженных в его колесницу, сочетаясь законным браком с Вавилонской Харимту.
Он правит расходящимися у его ног перекрестками, базальтами земли и зыбями космоса, и властвует, являя свое чужеродное совершенство через створы храма бездушности во отворение Зла духовного. С гребней хребта Левиафана он направляет изначальные стихии к горним гегемониям и сводит звезды с поверхностей темных вод в спирали Аббадона, хороводы Бездны.
От его болезнетворного дыхания рассыпаются в прах города и легионы истлевают в ветре, он ставит во фронт все свои ипостаси — неоспоримые в своей жестокости знаки своего присутствия, и тень его соперничает с ним за обладание жезлом наследования.
Восставший на погибель многих, он обуздал элементалы, он сокрушил благословенных, передавая отречение стихий людскому сердцу, чтобы не выжило ничто святое в границах его власти, и там, куда возносятся, стеная, его хтонические птицы.
Из средоточия кровоточащих бездн он вынес дух зачатия для Холокоста, разрушив скрепы жизни, и окропил закланием закованных в людскую плоть, тем пробудив себе подобных.
За ним роковые армии ступают на марше, за ним глад, мор и войны сплелись на изломе; Царица Ночи разговаривает с ним ветрами, стеля перед ним ураганы, скрывая в своей наготе полноту его могущества, но равно размыты границы ее милосердия, как неизведанны пределы его гнева.
Он — волен ко Злу, господствующий во Власти, занимающий ближнее место в кругу Сатаны, — вице-предводитель могуществ Тьмы во Вселенной; и неисчислимы неоспоримые шаги его превосходства, суровые жесты его проявления.
В его жилах бурлит человеческая кровь, но это опаснейшая кровь.
Он вглядывается во Плоть, проникает в храмы и парит над царствами, обуздывая инстинкты твари, вскармливая суровостями Ада число человеческое.
Ибо он — Антихрист, олицетворение Воли Сатаны в земных перспективах, не сущность, но принцип, живущий в Звере — явление Мирового Зла в обезображенной плоти, и его голод повсюду, где прорываются его багряные корни, где алчет его хищная природа.
Воистину, он ненасытен — Зверь древний, дух вечной сатанинской необходимости.
Вздернутый на крыльях на ось всего проклятого во Вселенной, он не отводит глаз и хранит безмолвие того, что бьется в его тисках, завораживает гибелью, ведя к отождествлению с Хаосом, все то, что пронзает неистовый пульс Зверя и его бесстрастный взор…
LIBER TERTIUS
Мы оставались в стремлении, форсировав реку жизни, обратив вспять ее оскверненные воды, заиндевев на стылых берегах. Там запекались мы кровью, холодея на жертвенниках, перерожденные в багряном Холоде, отягощенные бессмертием. Там возрождались мы — в словах о Холоде, в молве о крови, в канун эпохи Тьмы и консульства Самгабиала.
XXIII
Вечный Океан Хаоса бурлит своими водами под притяжением мертвенной звезды. Темнеющий лик Преисподней извивается в Его приливах и отливах и тревожит чудовище, что вышло из бездны на берег и стало тем берегом под грозный рокот Техомот.
Архонты Зла, катафрактарии Бездны, тиаматы священных глубин поднимаются в тернистых потоках крови тёмной древнейшей яростью и проникают через поры трупа, бывшего ранее человеком, вовне. Разжиженные в безвременье, расползающиеся материи тускнеют в ненасытном чреве, и тень Абаддона витает в ослепленных глазах, в произведениях человеческого ума, в язвах человеческого сердца.