Маледикт попытался просунуть голову между железными прутьями. Решетка была слишком частой. Выкованная с расчетом оберегать маленьких детей от падений, она заодно не позволяла попасть в комнату крупным хищникам. Впрочем, пробежав пальцами вдоль железных прутьев в ожидании помощи Ани, Маледикт обнаружил, что они идут не до самого верха окна; острые наконечники заканчивались раньше, оставляя щель — слишком высоко, чтобы туда мог забраться ребенок. А для Маледикта этот лаз вполне подходил. Не ждать же, в самом деле, пока Ани один за другим отогнет все прутья.
Щель была невелика — дюймов восемь в высоту и такой же ширины, как само окно. Маледикт подтянулся, просунул ноги за железные зубцы и стал медленно, осторожно пробираться сам. Острые наконечники надавили на грудную клетку, прорвали рубашку и вспороли стеганый ватный корсет. Зажатый между решеткой и стеклом, Маледикт попытался открыть задвижку с помощью гарды.
Маледикт упал на мертвого гвардейца, откатился в сторону и подошел к нему, держа меч в вытянутой руке. Потом нагнулся и поднял человека на ноги, пристегнув к решетке с помощью его же ремня. При беглом взгляде в темную комнату покажется, что гвардеец у окна просто задремал. И тут Маледикт, задыхающийся от натуги, с удивлением осознал, что он не бестелесный кукловод.
Из другого конца игровой комнаты на него смотрел Адиран. Укрытый одеялами и окруженный кубиками, он не пошел спать в свою кроватку. Ани заставила Маледикта подойти к мальчику. Раздался резкий лай: собака, запертая в комнате Адирана, почуяла чужака.
Мальчик улыбнулся Маледикту, завозился в одеялах и протянул ладошку. Ани улыбнулась, принимая знак — маленькую фарфоровую куколку с черными крыльями. Она коснулась головы Адирана и проговорила:
— Спи, бескрылый.
Как и в «Камнях», Маледикт ощутил, как что-то передалось через него — не отравляющая дурнота, а что-то меньше и острее, какое-то хрустальное зернышко. Глаза Адирана начали слипаться. Вздохнув, он свернулся калачиком среди своих одеял. Собака бешено скреблась в дверь, и Ани зашипела. Животное заскулило и умолкло.
— Хела? — Дверь в комнату приоткрылась, и Ани с Маледиктом вступили в краткую внутреннюю борьбу, отстаивая необходимость того или иного шага. Кровь или хитрость? Едва-едва одолев Ани, Маледикт шмыгнул за резной сундук с игрушками и притаился в его тени.
В детскую заглянул гвардеец. Увидев, что Адиран спит, он закрыл дверь, не почувствовав запаха крови, перебивавшего все ощущения Маледикта.
Юноша на цыпочках прокрался в противоположный конец детской к двери в другую спальню. Отворив ее, он обнажил меч. В кресле при потухающем свете лампы храпела кормилица.
Ани ткнула ее кончиком меча, пустив струйку крови; женщина даже не вздрогнула и не проснулась; удивление и подавленная жажда крови заставили Ее утихнуть. Маледикт взял со столика чашку, принюхался к чайному осадку. Усыплена. Он улыбнулся ленивой, холодной улыбкой — скорее своей, чем Ани. Янус был здесь. Янус помогал ему. Но где же он сам? Маледикт обернулся, ища возлюбленного глазами, но вместо него Ани показала ему колыбель.
Граф Ласт. Мой враг. Последняя смерть. Маледикт прикусил губу, захваченный этой мыслью. Освобождение от Ани, Достижение их цели. Осуществлению задуманного противостоял один простой образ — лицо Джилли, искаженное горем оттого, что убито невинное дитя. Ани злобно заворчала внутри, напоминая, что Она позволила оставить Джилли в живых.
— Я обещал, — проговорил Маледикт, делая шаг вперед. Ему показалось, что белье в колыбели выпачкано алой кровью, а в воздухе стоит запах меди. Холодные пальцы стиснули рукоять меча. Еще шаг, подумал он, приближаясь.
Маледикт сунул руку в колыбель — и, ощутив что-то теплое и мокрое, инстинктивно отдернул. Кровь на пальцах оказалась самая настоящая — не результат несвоевременного розыгрыша, не плод воображения Маледикта. Малыш лежал, погруженный в сон, от которого ему не суждено было очнуться.
Маледикт взвыл, не желая примириться с действительностью — в одном горле смешались сдавленный крик жалости и отвращения и хрип сдерживаемой ярости Ани. От стены отделилась тень и схватила его за запястье.
— Тише, Мэл. Еще рано…
— Янус, — выдохнул Маледикт; комната заколыхалась вокруг него. Вот-вот она разлетится на куски, и окажется, что все было лишь наваждением.
Янус коснулся ладонью его губ, и Маледикта окатил острый запах крови. Кровь впиталась в манжет Януса. Маледикт попятился, прислонился к закрытым дверям.
— Ты убил…
— Избавил тебя от скорбного деяния, — тихо договорил за него Янус. — Я видел, как тебя огорчает мысль о необходимости убить Аурона. Но иначе было нельзя. Узнав, что ты сбежал из гостиницы, я понял, что ты явишься сюда. Вообще-то я рассчитывал, что ты доберешься быстрее.
— Мне пришлось вызволять Джилли, — онемевшими губами выговорил Маледикт. Он ожидал, что почувствует хоть что-нибудь, но гнев Ани, раскаленный добела, едва коснулся его. Маледикт надеялся, что гнев захлестнет его, успокоит, прогонит из живота холодный ужас от мысли, что этот человек с окровавленными руками и холодным взглядом — его любовник, его спутник на долгие годы, его возлюбленный.
— Джилли, опять Джилли, — рассердился Янус. — Время дорого. Мой план…
— Да, стать графом, я в курсе. Ты ненавидел этого ребенка, — сказал Маледикт.
— Он всего лишь младенец, недостойный ненависти. Я никогда не питал ненависти к Аурону. И мне уже все равно, стану я графом или нет.
— Что? — прошептал Маледикт. Он неожиданно очнулся ото сна и ощутил всю реальность этой комнаты, этого момента, частого дыхания в груди, недавнего прикосновения руки к загубленному, мокрому тельцу малыша. Он дрожал с головы до ног и хотел только одного — выбраться, убежать прочь. Но у дверей дежурили гвардейцы, а Маледикт не представлял, как спуститься тем же путем, каким он забрался в детскую.
— Янус, — выдохнул Маледикт, ища понимания и возможности вырваться из детской, сделавшейся для него ловушкой.
— Я намерен стать королем, — проговорил Янус. Слова, видимо, тщательно продуманные и потому спокойные, повисли в тишине комнаты. — Моя родословная не так уж плоха, бастарды и прежде всходили на трон. Я уже теперь способен собрать соратников. За меня Де Герр и кое-кто из друзей Вестфолла. Но я должен был сделать выбор: убить Ариса, этого вечно колеблющегося сентиментального дурака, или младенца? Убийство короля всегда дело случая. Убить Аурона — и Арису больше не к кому будет обратиться, кроме меня — теперь, когда в роду остались лишь я и Адиран.
Маледикт привалился к стене, подавленный бледным огнем в глазах Януса. Ани поднялась в нем, визжа столь пронзительно, что не слова Ее были различимы, а лишь дикое желание убивать. Маледикт не понимал, кого Она жаждала теперь. Он обещал убить графа Ласта — и младенец был мертв.
— Ани по-прежнему управляет тобой, — проговорил Янус, отступая и прикидывая возможную реакцию Маледикта. — Знает ли Она, понимает ли, что теперь граф Ласт — я?
Маледикт застонал; меч сам собой оказался у него в руках и потянулся к Янусу. Маледикт сопротивлялся клинку, как мог; Янус сам шагнул ближе, позволил лезвию вонзиться себе в руку. Он закусил губу, но не вскрикнул.
Янус отскочил назад, схватившись за рану. Показалась кровь и хлынула у него между пальцев, по рукаву, смешиваясь с пролитой кровью Аурона.
— Я знал, что ты поймешь. Великолепно.
Внезапно его глаза расширились, и он нырнул под колыбель, укрываясь от следующего удара; потом выскочил по другую ее сторону.
— Одного раза достаточно, Мэл. Ты должен контролировать Ани. Использовать Ее способности в наших интересах.
Маледикт задыхался, дрожа от изнеможения и страха: выходит, Янус вздумал играть в куклы с богами? Меч обжигал ладонь, перья гарды впивались в кожу. Глаза Януса сузились, засветились и стали походить на горящий газ. Янус следил, как меч медленно поворачивается в его сторону, подобно стрелке компаса. Маледикт ударил снова и убедился, что Янус пользуется своими старыми уловками, неоднократно проверенными на дуэлях: подступает слишком близко, чтобы можно было применить меч. Янус схватил Маледикта за запястье, отводя его руку в сторону, как подбитое крыло.