Юноша, лязгая мечом о стены, несся по коридору — ход для прислуги, хотя и благословенно узкий для того, чтобы гвардейцы могли окружить его, был лишен преимущества покрытых коврами парадных комнат. Каждый шаг Маледикта отдавался эхом, словно пистолетный выстрел. Гвардейцы могли выследить его только по звуку. Маледикт не знал, за какой дверью искать очередную лестницу, которая, извиваясь словно лабиринт, поведет его дальше по дворцу. Из столовой тоже вели какие-то ступени, но он неразумно проскочил мимо них, а крики гвардейцев, что слышались за спиной, удержали Маледикта от того, чтобы вернуться и исправить ошибку. Столовая наверняка соединялась с кухней и кладовыми, а оттуда до свободы рукой подать. Маледикт толкнул ближайшую дверь, проскользнул в нее и захлопнул за собой.
Женщина, занятая починкой простыней, подняла на него взгляд. Во рту у нее была зажата игла, от которой тянулась нитка. Женщина испуганно выпустила иголку.
— Ни слова, — прошипел Маледикт, бросаясь к женщине. Он задул фонарь, скользнул под прикрытие широкой простыни, которую она штопала, и прижал кончик меча к ее животу. — Ни слова, — повторил он охрипшим от страха голосом. Будь Маледикт при дворе, он постарался бы скрыть свою слабость. Здесь же его отчаяние лишь способствовало беспрекословному повиновению швеи.
Дверь распахнулась, и в комнату словно свора гончих ввалилась толпа гвардейцев.
— Что вам нужно? — взвизгнула женщина; голос ее сделался еще пронзительнее, когда Маледикт надавил на клинок. По клинку заструился тоненький ручеек — не толще ее льняной нити, но темный, постепенно образовавший каплю на конце. Маледикт смахнул ее пальцем, спохватившись, как бы гвардейцы не расслышали в крике женщины попытку помешать им обыскивать комнату. Стражники рывком распахивали двери в соседние помещения, расшвыривали груды простыней, пока швея не съежилась, согнувшись вдвое. Сквозь тонкое полотно Маледикт видел ее лицо, искаженное гримасой страха.
Наконец гвардейцы ушли, хлопнув дверью, и Маледикт выскочил из-под простыни.
— Пожалуйста, — залепетала она, — пожалуйста.
Маледикт понимал, что смерть швеи даст ему дополнительное время: женщина не сможет выкрикнуть, что он притаился в ее комнате, а потом бросился в обратном направлении. Но кровь швеи уже струилась по лезвию, и при виде нее у Маледикта перевернулся желудок: самое время, чтобы утратить жажду крови, с горечью подумал он. Ани лишь рассмеялась.
Если ты не придешь ко Мне, зачем Мне тебе помогать? — спросила Она.
Маледикт зажал швее рот и приставил к горлу клинок. Женщина побледнела, облизывая сухие губы.
Маледикт отпрянул, не запятнав меч лишней кровью, и бросился бежать. Уже добравшись до столовой, он услышал ее приглушенные крики.
Дурак, сказала Ани внутри него. Дурак, которого предали. Растворись во Мне — и Я помогу тебе. Маледикт с грохотом понесся вниз по лестнице, ворвался в кухню и обнаружил, что там полным-полно гвардейцев, охраняющих выходы.
Маледикт обернулся и бросился назад, вверх по лестнице, но понял, что сверху приближается другой отряд. Помоги мне, — прошептал он.
Хорошо, сказала Ани. Беги вверх, все время вверх, там грачи помогут тебе. Маледикт пинком захлопнул дверь перед носом первого подоспевшего гвардейца и кинулся наверх, миновал площадку, ведущую в комнаты прислуги. Теперь ступени под ним гнулись, скрипели и крошились — видимо, он приближался к чердаку. Маледикт спотыкался, но все равно продолжал двигаться вперед, твердо уверенный, что эта лестница глухая, что никто не выскочит на него из какой-нибудь двери, будь то толпа гвардейцев или Особые.
В коридоре грянул взрыв. Штукатурка над головой Маледикта взметнулась пылью, и он сплюнул. Пистолетные выстрелы.
Маледикт обернулся, на бегу обозвав преследователей трусами. Особый вытащил второй пистолет и снова выстрелил; оружие взорвалось у него в руке, и он пронзительно взвыл. То ли работа Ани, то ли везение — Маледикту было все равно. Внезапно лестница закончилась чердаком, заваленным всякой всячиной.
Вверх. В темном потолке чуть более темной заплатой выделялся люк, ведущий на крышу, — его выдавало наличие щеколды. Маледикт взобрался к нему по куче хлама. Щеколда подалась в тот самый миг, когда гвардейцы ввалились на чердак и рассредоточились, образовав сеть из плоти и оружия.
Подтянувшись, Маледикт протиснулся в люк и очутился на плоской дворцовой крыше; свежий ночной воздух приятно холодил лицо, а небо ожило трепетом крыльев. Внутри него Ани тоже расправила крылья, отгоняя страх.
Маледикт захохотал и наступил на крышку люка, оторвав голову первому из гвардейцев, который полез вслед за ним, и столкнув тело назад его товарищам. Подумав, Маледикт пнул голову туда же и захлопнул люк.
Припереть крышку оказалось нечем — единственная щеколда находилась с внутренней стороны. Зато тот простой факт, что в люк можно было пролезть лишь по одному, надежно удерживал гвардейцев внизу. Маледикт подбежал к краю крыши и посмотрел вниз. Искать спасения на головокружительно далекой земле представлялось столь же немыслимым, как и пытаться улететь по небу. Он перегнулся через край, проверяя, насколько надежна стена. В этой части замка была старая каменная кладка, а не податливый цемент и выпуклый булыжник. Более того, Ани, кажется, не собиралась снова даровать ему сверхъестественные способности; только дурак мог предпринять попытку спуститься по голой каменной стене.
Внизу, на чердаке, паниковавшие гвардейцы вдруг затихли — теперь слышались только четкие команды Эхо. Видимо, он решил взять ситуацию под личный контроль. Ну, хотя бы это удовольствие у Маледикта не отняли.
Юноша видел, как приподнялась крышка люка, пропуская Эхо. Он появился, подобно театральному демону, поднятый на руках своих подчиненных. В одной руке Эхо держал пистолет, в другой меч. Горло защищал кусок кольчужной ткани.
Маледикт приближался к Эхо легкой походкой. Советник навел пистолет, прищурился. Облачко дыма и отголосок выстрела достигли Маледикта на мгновение позже свинца. Маледикт пошатнулся, но пуля задела лишь ногу. Ани изгнала свинцовый комок, излечив назойливый жар внутри, поглотив боль. Маледикт мечом выбил у Эхо пистолет и скинул его с крыши.
— Я рад, что ты пришел, — проговорил Маледикт. — Без тебя было бы не так интересно.
— Ты умрешь, — сказал Эхо. Из люка за его спиной уже показался первый гвардеец. Маледикт быстро повернулся, пнул его в горло и столкнул обратно на чердак. Клинок Эхо со свистом рассек небо, метя в грудь Маледикту, и тут вдруг воздух наполнился грачами. Эхо молотил мечом направо и налево, тщился отогнать птиц от лица, спастись от терзающих клювов и разрывающих когтей.
Маледикт закричал:
— Он мой!
Пространство между ними расчистилось: грачи вихрем взмыли в небо; набрав высоту, они бросились вниз и окружили противников.
— Твои фокусы тебе больше не помогут. Арис повесит тебя, — пообещал Эхо, подходя ближе.
Маледикт принял удар на свой клинок, увернулся от тяжести тела Эхо и наконец отступил, резко отдернув меч. Он сделал выпад, надеясь ударить в незащищенный бок, но советник мгновенно парировал.
Маледикт отступил, стараясь держать в поле зрения и Эхо, и люк. Эхо оказался не таким дураком, с какими Маледикту доводилось сражаться прежде — кодекс чести не сковывал его движений. Стоило только одному из гвардейцев напасть на Маледикта и заставить показать Эхо спину, советник без тени смущения вонзил бы в эту спину клинок.
Эхо сделал выпад, намереваясь перерубить Маледикту подколенное сухожилие, но юноша успел перепрыгнуть через его меч и взмахнул своим, заставляя советника отступить. Крышка люка начала приподниматься, и Маледикт прыгнул на нее, вновь отталкивая гвардейцев. Но лишь на миг. Они навалились изнутри всем скопом. Маледикт чувствовал, как крышка ходит у него под ногами ходуном, и вдруг увидел метивший ему в сердце клинок Эхо. Маледикт сделал кувырок вперед и ушел от столкновения.