Маледикту как воспитаннику Ворнатти отвели господскую комнату на третьем этаже: барону она была уже не нужна. Вспомнив, как юноша мгновенно поднялся на его защиту, Джилли еще раз порадовался, что не пожалел времени и части премиальных, чтобы наполнить блюдо на прикроватном столике Маледикта его любимыми карамельками — такими же, какие тот когда-то стащил у Ласта.
Комната Джилли располагалась на том же этаже, на котором жили члены семьи и гости, чем намекала на его двусмысленное положение в доме Ворнатти. Горничные прислуживали Джилли, кухарка гоняла его, как озорного господского отпрыска, а дворецкий, пусть с ворчанием, все же повиновался. Зато окна комнаты выходили на пустырь и помойку, а мебели было далеко до той, что стояла в комнатах барона и его гостей.
Лишь по ночам Джилли забывал о своем шатком, зависящем от каприза положении, даже вопреки тому, что взор его упирался в старый поцарапанный шкаф, что громоздился прямо напротив кровати. Внимание его привлекало другое: он прислушивался к мирной тишине спящего дома, стремясь слиться с ней. Пот блестел на полоске шеи над воротом ночной рубашки, увлажняя спину и отбрасывая на руки блики свечного пламени. Горстка сожженных спичек на столике у кровати свидетельствовала о многочисленных неудачных попытках зажечь фитиль трясущимися руками. Последний месяц Джилли спал без сновидений — но стоило Маледикту переступить порог дома на Дав-стрит, как вот он, кошмар — тут как тут.
Джилли встряхнулся, освобождаясь от обрывков нервозности и страха, словно мокрый пес — от капелек воды. Опустившись на простыни, он снял нагар со свечи — а потом совершенно нелогично повернулся на другой бок и натянул на плечи одеяло, чтобы не видеть света.
Кошмар Джилли словно никуда и не уходил, как если бы пробуждений вовсе не было. Снова надгробья — и одна гробница с грохотом разваливается на куски; темнота подземелья, ни лучика света, исключая тусклый кровавый свет — Ее свет. Она сидит словно на насесте, вонзив когти в грудь мертвеца, птичьим клювом терзая мягкий распоротый живот; черты скрыты под коркой запекшейся крови. Все, что смог разглядеть Джилли, — голод во взгляде и несколько прядей светлых волос, что мелькнули среди мертвечины, прилипшей к Ее лицу. Джилли сделал робкий шаг, желая разглядеть Ее жертву — но Она успела раньше: глазницы были пусты, лицо трупа искажено.
Тьма, показавшая ему Чернокрылую Ани, заклубилась, дрогнула и явила Маледикта: он стоял на одном колене, опираясь на меч. Юноша взглянул на Джилли глазами, такими же голодными, как у Ани, и произнес: «Моя месть завершена? Все не так, как я ожидал».
За его спиной поднялась Ани, заслонив крыльями даже тусклый кровавый свет; когтистая лапа потянулась к плечу Маледикта. Рука юноши поднялась, бледная, словно призрак паука в темноте, и легла поверх Ее лапы — но выражал ли Маледикт этим жестом протест или покорность, Джилли не мог понять. Она склонила лицо к Маледикту, клюв медленно приближался к его глазам.
— Мой, — произнесла Она единственное слово; и голос Ее был безжалостен, словно воды, несущие лед.
Во второй раз Джилли проснулся с дико колотящимся сердцем и тошнотой. В ушах все еще звенело эхо Ее голоса. Пламя задрожало от струи воздуха, с силой вырвавшегося из легких Джилли. Он потянулся к свече — и вдруг увидел, что кто-то стоит на пороге, а подле, высится огромная тень, словно маленький огонек шутки шутит.
«Горничная — Ливия?» — сперва решил Джилли, его накрыла надежда избавиться от страха, затерявшись в волне удовольствий. Но Ливия не пришла бы к нему, рискуя своим местом: не теперь, когда в резиденцию приехал Ворнатти.
— Ну, проснулся, наконец? — раздался безошибочно узнаваемый хриплый голос. Маледикт неторопливо подошел к кровати и остановился в нескольких шагах.
Маледикт был все еще в своем причудливом черном платье, в неверном свете свечи плясала на стене его тень, и Джилли почудилось, что он так и не пробудился от кошмара. Но вместо отчаяния лицо его выражало скорее обиду.
— Что ты видел во сне, Джилли? — спросил юноша. — Ты все крутился, будто на вертеле — и еще… — Его надтреснутый голос оборвался.
— Это был кошмар. Неприятный, как все кошмары.
— Ты произнес во сне мое имя. Я думал, ты увидел, как я вошел, но ты спал. Что тебе снилось? — Это был не просто интерес. Голос Маледикта звучал требовательно.
Джилли отбросил с лица мокрые от пота пряди волос, ощущая себя невероятно изможденным и не чувствуя ни малейшего желания искать причину гнева Маледикта.
— Ты не имеешь права видеть меня во сне, — заявил юноша.
Джилли лишь вздохнул.
— Сон — это волшебство, не подвластное велению разума, Мэл. Мне жаль, что твое присутствие в моем сне тебя обидело. Этот кошмар не имеет смысла. — Кроме того, что Ани, по общему мнению мертвая и покинувшая мир, в его снах казалась вполне живой.
— Ты что, пытаешься спалить дом? — Маледикт предпочел сменить тему. — Или сам пристрастился к наркотикам, которые вкалываешь старому мерзавцу?
— Ты пришел, чтобы нападать на меня? — поинтересовался Джилли. — Если так, то прошу тебя уйти. Я устал. Пока ты обживал свою новую территорию, я работал.
Маледикт, изменчивый словно ртуть, тут же заговорил иначе:
— Мой бедный Джилли. Я дам тебе заснуть, но все же я настаиваю на том, чтобы ты погасил свечу. Уверен, существует множество более приятных способов умереть, чем сгореть заживо в собственной постели.
— Что тебе нужно? — спросил Джилли. — У меня сна ни в одном глазу. Поспал уже, хватит на сегодня. — В доказательство своих слов Джилли сел в кровати, облокотившись на гору подушек.
Маледикт плавно приблизился к кровати и устроился на самом краешке. Перьевой матрас слегка шевельнулся под его весом, словно выдохнул.
— Я хочу знать, к какому волшебству ты прибег, чтобы добиться для нас доступа ко двору. Чьи тайны оказались столь интригующими…
Джилли с сомнением взглянул на мрак, зарождавшийся в глазах Маледикта, и попытался потянуть время с ответом:
— Я встретил одного парня, который знает твоего Януса.
Лицо Маледикта стало непроницаемым, словно захлопнулись ставни на окне:
— Вот как.
— Знаешь ты парня по имени Роуч? Работал в «Быке» и при каждом удобном случае обворовывал клиентов.
— Роуч, — повторил Маледикт; в осмотрительно неторопливом тоне мелькнула искорка узнавания. — И что же он такого мог наговорить?
Джилли пожал плечами.
— Наши дороги пересеклись лишь на краткое мгновение. — Роуч, затаившись в темном переулке, напал на Джилли и попытался отнять у него добытое потом и кровью письмо со скандальным компроматом. Джилли, окрыленный успехом, без труда стряхнул глупыша Роуча и сообщил ему, что он тупица, раз пытается стянуть то, что даже не сможет прочесть. — И Роуч сказал, что Янус научил его читать. И еще сказал, что Янус убил свою девчонку.
— Роуч дурак, — отозвался Маледикт. — Лучше позабудь его и его слова, Джилли. — Маледикт встал и зажег от догорающей свечи новую. Но вместо того, чтобы обогреть комнату теплым светом, она своим пламенем лишь выманила тени, до сих пор таившиеся по углам.
С трудом оторвав от них взгляд, Джилли переключил внимание на язвительный тон Маледикта:
— Неужели у тебя не нашлось других дел, кроме как слушать, что говорит крыса из Развалин?
— К тому времени у меня уже было все, что нужно, — отозвался Джилли. Отобрав свечу у Маледикта, он пристроил ее рядом с кроватью, не переставая гадать, что заставляет кошмар оставаться поблизости. Его собственный страх? Или присутствие Маледикта?
— А точнее? — В голосе Маледикта слышалась настойчивость. — Я пока так и не узнал, что же это за тайна — и как много от нее зависит?
— Непристойное письмо маркиза Де Герра своей сестре, — ответил Джилли. — Не самого советника, а его племянника. Однако этого оказалось вполне достаточно.
— Ты что, взломщиком заделался? — удивился Маледикт. — Не представляю тебя в этой роли. Слишком уж ты крупный.
— Я перенанял Ливию у Де Герра, — признался Джилли. — Покидая службу, она стянула письмо.