— Дамы, прошу меня извинить. — Он легко поклонился; волосы, выбившиеся из прически, рассыпались завитками по плечам. Пальцы Мирабель сжались, словно она хотела зарыться своими бескровными руками в эти темные локоны. Она кивнула с отработанным очарованием, но Джилли знал: ее раздражение и досада были истинными.
Джилли сопроводил Маледикта через комнату в позолоченный вестибюль, где сотни разбросанных букетов источали аромат и устилали пол яркими опавшими лепестками.
— Я вел себя неправильно, Джилли? Кажется, Мирабель восхищена моим дерзким языком. Разумеется, я думаю, что она надеется провести со мной и некоторое время впоследствии, там, где мой дерзкий язык будет лишь к ее удовольствию.
Джилли втолкнул Маледикта в комнату, задрапированную голубым занавесом. Это была гардеробная. Маледикт споткнулся о сапог Джилли и проворчал:
— Уверен, что мои грехи, какими бы они ни были, не заслуживают рукоприкладства.
— Тише, — зашипел Джилли. — Замолчи.
Губы Маледикта сжались, глаза почернели; но гнев так и не сверкнул в них.
— Ты сердишься на меня.
Джилли подтолкнул Маледикта к креслу возле занавеса.
— Спокойнее, спокойнее, — поддразнил Маледикт. Губы его приоткрылись, язык скользнул по зубам. Маледикт чуял неприятности — и был рад им. Он свернулся клубочком, привалившись к подбитому мехом дамскому плащу, и разгладил мех под щекой. — Расскажи мне, из-за чего ты злишься.
— Из-за того, как ты вел себя с Де Герром. — Джилли выдернул плащ из рук Мэла и перевесил на другую вешалку!
— Все идет довольно гладко, — сказал Маледикт.
— Гладко? — переспросил Джилли. — Шантаж подразумевает, что один человек хранит тайну другого — хранит в обмен на товар, деньги или услуги.
— Я приблизительно в курсе данного понятия. — Маледикт протянул руку из-за занавеса и выхватил кубок у опешившего официанта, который направлялся к балконам и прогулочным дорожкам. Сделав глоток, он улыбнулся в знак одобрения.
— Маледикт, — сказал Джилли. В одном слове уместились три года раздражения. Джилли провел растопыренными пальцами по волосам, запутался в «хвосте» и оставил его в беспорядке. — Ты поведал леди Мирабель и Брайерли Вестфолл величайшую сплетню двора — о Лилии Де Герр.
— Я лишь намекнул, Джилли.
— Каждое слово, что ты шепнешь, ослабляет нашу хватку на горле Де Герра. Он нам нужен.
— Нет, не нужен. — Поднимаясь, Маледикт резким движением толкнул кубок в руки Джилли. Вино выплеснулось. — Сядь.
Джилли повиновался; гнев его улетучился, осталась лишь слабость, вызванная страхом. Де Герр был могущественным человеком с дурным нравом. Племянником советника. Над такими не насмехаются. Маледикт улыбнулся — медленно и самодовольно, отчего Джилли заволновался еще больше.
— Что же это, если не дурацкая прихоть?
— Де Герр обеспечил нам выход в свет. Леди Вестфолл будет держать нас при дворе ради того, чтобы позабавить свою подругу Мирабель.
— И ты думаешь, что теперь можешь выставлять на посмешище опасного человека, разбалтывая его тайны другим аристократам? Не сомневаюсь, Мирабель уже прибежала к Де Герру и шепчет ему на ухо твои ах-какие-дерзкие слова, и что, разумеется, все сказанное — неправда, не так ли, но она считает, что он должен знать, что говорят вокруг.
— Если это не так, значит, я ошибался насчет ее натуры.
Джилли одним долгим глотком осушил кубок превосходного вина. Маледикт зашел ему за спину и дернул за кончик ленты на светлых волосах. Пригладил выбившиеся пряди и снова завязал бант.
— Ну, вот. Так гораздо лучше. Но, в самом деле, Джилли, тебе следует больше заботиться о своей внешности.
— Де Герр попытается опровергнуть твои слова посредством стали.
Маледикт прикоснулся к вертикальным морщинкам, пролегшим между бровями Джилли, словно, разглаживая их, мог избавить его от страха.
— Я лишь приветствую такой поворот, — проговорил юноша. — Меня учили сражаться, Джилли, но я еще ни разу не дрался на дуэли. Как я буду противостоять Ласту, не зная, помогут ли мои навыки в поединке с тем, кого учили фехтованию с колыбели?
— Глупо подвергать себя такой опасности, — возразил Джилли.
— Но это мое решение, — ответил Маледикт, в задумчивости поглаживая эфес меча. — Ну же, Джилли! У меня мало времени, если я собираюсь спровоцировать дуэль с Де Герром. Арис вот-вот будет здесь, а я знаю, что подобные забавы ему не по вкусу.
— Если помнишь, я тебя об этом предупреждал, — заметил Джилли.
— Ах, наверное, потому я и верю. — Маледикт выскользнул из-за тяжелой портьеры. — Обожди минуту, прежде чем возвращаться в залу. Из предусмотрительности.
Джилли лишь вздохнул.
— Я — твой слуга, Маледикт. Меня не удостаивают внимания. — Он поставил кубок на пол и последовал за Маледиктом.
Де Герр стоял в широко распахнутых дверях залы, вытянув руку вперед, словно не желая пускать Маледикта обратно ко двору; другая рука застыла над рукоятью висящего у него на боку меча.
Маледикт остановился перед ним — миниатюрный, хрупкий, на губах играет улыбка.
— Решили пораньше ретироваться с поля боя? — Он ловко обогнул преграждавшую путь руку, скользя словно тень, и обернулся. — Мое почтение Лилии. Не представляете, с какой нежностью я думаю о ней.
Де Герр резко развернулся и схватил Маледикта за рукав; шов разошелся медленной синкопой трещащей нити.
— Ты ничто. Ты пустое место. Жалкий маленький катамит.
Маледикт шагнул к грозной быкоподобной фигуре.
— Как вы полагаете, то же самое говорит Лилия, извиваясь и постанывая под своим мужем? «Он ничего не значил для меня, он пустое место…» — Маледикт заставил свой сломанный голос звучать на манер женского визга; хрипотца создавала впечатление затрудненного дыхания — так дышат женщины на вершине экстаза или страдания.
Лицо Де Герра побелело, он сверкнул глазами. Маледикт продолжал:
— Как, должно быть, вы терзаетесь этим. Любить ее столь страстно, знать, что она сейчас в постели с другим, — и быть не в состоянии возразить. Понимать, что есть лишь один человек для вас, любить вопреки всем препонам — и вдруг испытать потрясение, когда все вдруг вырывают из рук, будто внезапно в животе открывается рана, смердящая и гнойная. Любовь ведет и мучает вас, Леонидес Де Герр. В конце концов, не такие уж мы и разные.
Джилли едва перевел дух, едва расслабился, но оказалось, что сочувствующий тон подстегнул маркиза так, как не могла подстегнуть ни одна насмешка. Де Герр сжал кулак.
Он ответил Маледикту не пощечиной, которой джентльмен отвечает на оскорбление: это был боксерский удар. Маледикт зашатался, голова его резко мотнулась. Тугой рубец вдоль подбородка лопнул, тонкая линия красных бисеринок вздулась, окрашивая край высокого кружевного воротника. Неистовство выплеснулось наружу, заставив двор смолкнуть. Лишь музыканты продолжали играть, выпиливая мелодии для тех, кто уже не интересовался танцами.
— Какая неучтивость, — проговорил Маледикт. — Хуже того, она заставляет сомневаться в ваших намерениях. Вы вызываете меня на дуэль? Предупреждаю, по утрам у меня дурное настроение.
— Дуэль за грязную ложь, в которую никто не верит? — Де Герр возвысил голос, чтобы его слова достигли любопытных ушей. — Думаю, нет.
— Прежде вы убивали, чтобы унять подобные слухи. Вы боитесь меня? — усмехнулся Маледикт.
Джилли прикусил губу; если слова Маледикта слишком заденут Де Герра, он не станет дожидаться зари — он ударит теперь, пренебрегая традициями двора.
— Со сбродом не дерутся на дуэли, — произнес Де Герр. — И не подтверждают выдуманной им лжи.
— Вы могли бы подать на меня в суд за клевету, — заметил Маледикт. — Если бы доказали, что мои слова — ложь.
Де Герр нанес еще один удар, на сей раз с другой стороны. Маледикт поднял голову; кровь обагрила его рот.
— Если вы собираетесь избить меня до смерти, не надейтесь, что я не стану обнажать оружия. В противном случае объявите о дуэли.
— С тобой — никогда. Крыса из Развалин. — Де Герр дышал учащенно и тяжело, словно после долгого бега; руки его тряслись. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, потом продолжил: — Общеизвестно, что простолюдинам недостает нравственности, чтобы вникнуть в понятие чести.