— Изгнать меня? — эхом отозвался Маледикт; впервые с начала разговора его сердце подскочило в груди. Изгнание. Вдали от Януса? Он судорожно схватил Януса за рукав.
Ласт, стоявший сбоку от Ариса, улыбнулся, наслаждаясь моментом. Это разожгло в Маледикте такую жажду крови, что он почувствовал, как глаза вот-вот нальются ею. Меч достанет Ласта прежде, чем кто-либо успеет его отдернуть. Весь мир закрыла красная пелена.
— Разве вы не поклялись мне, что никогда больше не обнажите клинка при дворе? После того, как однажды я удержался от того, чтобы наказать вас? — Слова Ариса доносились откуда-то издалека.
Маледикт оторвал взгляд от Ласта, успокаивая свои мысли, направляя их в другое русло. Ладонь легла на гарду.
— Я поклялся… что никогда не обнажу клинка в вашем присутствии, сир.
— Вы столь осторожно обходите мои правила? Законы — нечто большее, чем слова, в которых они формулируются, Маледикт.
— Я действовал бездумно, как пылкий юнец. Впрочем, именно так вы меня и назвали, — торопливо проговорил Маледикт, стараясь формулировать свои мысли с достаточной быстротой, чтобы смягчить Ариса. Сзади долетало, касаясь затылка, ровное дыхание Януса, и от его звука, его тепла возраставшее чувство тревоги вдруг отступило.
— Это не оправдание; это даже не признание собственного проступка, — заметил Ласт.
— Отец, — проговорил Янус с неизменной почтительностью и учтивостью. — Обида нанесена королю Арису, за ним решение. Но если вам позволили говорить, пусть позволят и мне.
От неожиданной дерзости Ласт снова побагровел. Лицо Ариса смягчилось при виде волнения брата; король заговорил мягче.
— Что вы можете сказать в защиту Маледикта?
— Только лишь то, что поступки слишком часто трактуются неверно. Лишь то, что если я не обижен и не считаю, что со мной поступили неверно, хотя именно к моему горлу поднесли острие меча, то, быть может, никто не желал плохого.
Маледикт хотел улыбнуться, но сдержался, опасаясь, что его улыбка будет неверно истолкована. Однако же он был доволен и приятно удивлен — не тем, что Янус встал на его защиту, ибо иного он и не ожидал, а смелостью и одновременно остроумием его речи. Янус действительно изменился, научился осмотрительности, о которой сам Маледикт в минуты ярости забывал.
— Ты слишком самонадеян и непочтителен, Янус. Ставишь собственные заблуждения выше королевских, — проговорил Ласт. — Быть может, я ошибался, полагая, что ты готов к выходу в свет. Пожалуй, тебе не повредит еще год обучения.
Маледикт похолодел. Он не мог смириться с тем, что Ласт еще раз отберет у него Януса.
— Пусть останется, Мишель, — сказал Арис. — Лично я рад видеть того, кто столь предан товарищу. Скажите мне, Янус, вы обидитесь, если я не допущу Маледикта ко двору?
— Нет, сир, не обижусь, но буду огорчен. Вы мой король и мой дядя — а значит, не способны поступать неверно.
Маледикт еле сдержался, чтобы не захлопать в ладоши. Янус овладел тем, что оказалось не под силу ему самому: искусством циничных острот, балансирующих на грани между учтивостью и дерзостью.
— Неужели его слова снискали мне помилование? — спросил Маледикт, не в силах и дальше молчать.
Ласт открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Арис только отмахнулся от него:
— Если поклянешься — без оговорок, без тайного смысла, — что твой клинок при моем дворе останется в ножнах. И лишь боги знают, что теперь будут писать в газетах. — Арис понизил голос, шагнул ближе. — Только, Мэл, не забывай об осмотрительности.
— Клянусь, — Маледикт склонил голову. Он почувствовал, как рука короля замерла над ней, едва касаясь темных локонов. Услышал, как Ласт с отвращением фыркнул; увидел, как граф удалился, не сказав больше ни слова. Маледикт поднял взгляд на Ариса. Бледные глаза смотрели теперь на Януса, стоявшего слишком близко; у губ короля залегла небольшая складка. Король протянул руку и отвел Маледикта на несколько шагов в сторону.
— Во второй раз я принимаю твою клятву, и все же ожидаю твоего извинения, — сказал Арис.
Маледикт почувствовал вспышку раздражения и постарался погасить ее. Он рисковал слишком многим, и все же… он не мог быть другим, только самим собой, и его слова опять прозвучали резко:
— Желаете ли вы, сир, чтобы я встал перед вами на колени, здесь и сейчас, моля вас проявить милосердие? Одно ваше слово — и я буду лежать перед вами, распростершись. Мое будущее в ваших руках.
Арис взял Маледикта за подбородок, приближая его лицо к своему.
— Мишель отрезал бы тебе язык за такие слова… — он отпустил подбородок юноши. — Но я — не мой брат и не ищу оскорбления в каждой речи. Я прощу тебя, но в качестве наказания я заберу твоего спутника. Нам с Янусом пока так и не представилось достойной возможности пообщаться.
Арис жестом велел Янусу идти вперед.
— Ну что, племянник, не желаешь побеседовать с дядей?
Пользуясь тем, что король заслонил их собой от большинства любопытных глаз, Янус прижал губы к ладони Маледикта, прежде чем последовать за королем. Маледикт задрожал, мгновенно ощутив озноб из-за отсутствия Януса, настроение сразу же испортилось. Он хотел броситься за ними, чтобы не выпускать свою любовь из вида. «Сдержанность», — шепнул Янус, согревая своим дыханием ухо Маледикта. «Осмотрительность», — требовал Арис. Маледикт смотрел, как Янус садится в карету короля, и ничего не предпринимал. Когда карета отъехала, он подумал о возвращении домой, и вся радость дня, проведенного с возлюбленным, улетучилась. Зато при мысли о Дав-стрит, о Ворнатти планы Маледикта переменились. Перед возвращением домой нужно было доделать кое-какие дела.
17
— Не хочешь вина? — предложил Арис, взмахом руки приказывая удалиться юному пажу, который попытался подойти к нему с кипой документов, и запираясь с Янусом в своем кабинете.
— С удовольствием, — отозвался Янус, грациозно принимая из рук короля хрустальный кубок.
Арис рассматривал юношу, и его радовало то, что он видел. Несомненно, в жилах Януса текла кровь Ластов; вдобавок манеры его были безупречны. Королю не верилось, что большую часть жизни молодой человек провел в самых ужасных трущобах во всем Антире.
— Это Селия обучала тебя светским манерам? — спросил Арис, усаживаясь в темное, обитое бархатом кресло. Мастифф, издав рык, устроился на туфлях короля; в ответ Арис тоже рыкнул: — Прочь с моих ног, черт тебя подери, Бейн.
— Селия? — переспросил Янус, опуская кубок и взбалтывая вино; родился и исчез рубиновый водоворот. — Она учила меня правильно говорить, когда вспоминала о моем существовании. Ее мир ограничивался запасом старого доброго «Похвального».
— Весьма прискорбно. Быть может, этим объясняется отсутствие Селии при дворе. Я ожидал, что она выйдет из тени, как только газеты запестрят твоим именем, и заявит о своем кровном праве или же запросит солей за молчание о твоем прошлом, — проговорил Арис. — Ты не видел ее после возвращения?
Голубые глаза встретились со взглядом Ариса; король понял, что сильно удивил юношу. И все же реакция племянника потрясла и его самого: неужели Янус вовсе не испытывал родственных чувств?
— Когда я вернулся, — наконец проговорил Янус, — их уже не было.
— Их?
— Селии и ее подруги, — объяснил Янус. — Еще одной шлюхи. Полагаю, они отыскали себе покровителя — или умерли от крысиной лихорадки.
Слова Януса прозвучали совершенно бесстрастно, и это озадачило короля — ведь для мальчика было бы совершенно естественно скорбеть о матери. Впрочем, шлюха или пьяница вряд ли вызывает теплые чувства.
— Как вы уживаетесь с Мишелем? — Дверь резко распахнулась: второй мастифф, искавший хозяина по всему дому, толкнул ее своей тяжелой головой. Бейн оскалил клыки и тихо зарычал, новый пес устроился у камина. Янус улыбнулся.