– Мисс Чарли? – Маленький пухлый рот на бледном поле лица. – Я привез вам привет от нашего общего знакомого Мишеля, мисс Чарли.
Лицо у Чарли напряглось, как у человека, которому предстоит серьезное испытание.
– Какого Мишеля? – спросила она и увидела, что у него не шевельнулся даже мускул, отчего и она сама застыла, как застывают модели, когда их пишут, и статуи, и полисмены на посту.
– Мишеля из Ноттингема, мисс Чарли. – Швейцарский акцент стал более заметен, голос звучал осуждающе. Голос вкрадчивый, словно занятие правосудием требует секретности. – Мишель просил послать вам золотистые орхидеи и поужинать с вами вместо него. Он настоятельно просил вас принять приглашение. Прошу вас. Я добрый друг Мишеля. Поехали.
"Ты? – подумала она. – Друг? Да Мишель ради спасения жизни не завел бы такого друга". Но она выразила лишь гневным взглядом все, что думала по этому поводу.
– Я, кроме того, защищаю правовые интересы Мишеля, мисс Чарли. Мишель имеет право на защиту закона. Поехали же, прошу вас. Сейчас.
Жест потребовал существенного усилия, но она и хотела, чтобы это было заметно. Орхидеи были ужасно тяжелые, да и ее отделяло немалое расстояние от этого человека, но она все-таки собралась с силами и с духом и положила ему на руки букет. И нашла верный, нагловатый тон.
– Весь ваш спектакль не по адресу, – сказала она. – Никакого Мишеля из Ноттингема я не знаю, да и вообще не знаю никаких Мишелей. И нигде мы с ним не встречались. Это, конечно, неплохо придумано, но я устала. От всех вас.
Повернувшись к стойке, чтобы взять ключ, она увидела, что портье спрашивает у нее о чем-то очень важном. Его блестящее от пота лицо подрагивало, и он держал над большой конторской книгой карандаш.
– Я спросил, – возмущенно повторил он, растягивая, как это свойственно северянам, слова, – в какое время вы желаете утром пить чай, мисс?
– В девять часов, дорогуша, и ни секундой раньше. – Она устало направилась к лестнице.
– И газету, мисс? – спросил Хамфри.
Она повернулась и уставилась на него тяжелым взглядом.
– Господи! – вырвалось у нее.
Хамфри вдруг чрезвычайно оживился. Он, видимо, считал, что только так можно пробудить ее к жизни.
– Утреннюю газету! Для чтения! Какую вы предпочитаете?
– "Таймс", дорогуша, – сказала она.
Хамфри снова погрузился в ублаготворенную апатию.
– "Телеграф", – громко произнес он, записывая. – "Таймс" только по предварительному заказу.
Но к этому времени Чарли уже поднималась по широкой лестнице к темной площадке наверху.
– Мисс Чарли!
"Только назови меня так еще раз, – подумала она, – и я спущусь и хорошенько двину тебя по твоей гладкой швейцарской роже". Она поднялась еще на две ступеньки, но тут он снова заговорил. Она не ожидала такой настойчивости.
– Мишелю будет очень приятно, когда он узнает, что Розалинда выступала сегодня в его браслете! И, по-моему. он до сих пор у нее на руке! Или это, может быть, подарок какого-то другого джентльмена?
Она сначала повернула голову, потом всем телом повернулась к нему. Он переложил орхидеи на левую руку. Правая висела вдоль тела. словно рукав был пустой.
– Я ведь сказала – уходите. Убирайтесь. Пожалуйста– ясно?
Но произнесла она это неуверенно, что выдавал ее нетвердый голос.
– Мишель велел заказать вам свежего омара и "Бутарис". Бутылку белого охлажденного вина, – сказал он. – У меня есть и другие поручения от Мишеля. Он очень рассердится, если я скажу ему, что вы отказались принять его угощение, даже будет оскорблен.
Это было уж слишком. Явился темный ангел и потребовал душу, которую она так бездумно заложила. Лжет ли этот человек, из полиции ли он или просто обычный шантажист, – она последует за ним хоть в самый центр преисподней, лишь бы он привел ее к Мишелю. Повернувшись на каблуках, Чарли медленно спустилась в холл и подошла к портье.
– Хамфри! – Она швырнула ключ на стойку, выхватила из его руки карандаш и написала на лежавшем перед ним блокноте имя КЭЙТИ. – Это американка. Понял? Моя подруга. Если она позвонит, скажи, что я уехала с шестью любовниками. Скажи, может быть, я подъеду к ней завтра пообедать. Понял? – переспросила она.
Вырвав листок из блокнота, она сунула его парню в кармашек и чмокнула в щеку, а Местербайн стоял и смотрел, будто обиженный любовник, претендующий на ночь с ней. На крыльце он вытащил аккуратненький швейцарский электрический фонарик. При его свете она увидела на ветровом стекле его машины желтую наклейку компании "Хертц". Он открыл для нее дверцу со стороны пассажира и сказал: "Прошу", но она прошла мимо, к своему "фиату", залезла в машину, включила мотор и стала ждать. Сев за руль, как она заметила, он надел черный берет, надвинув его, словно купальную шапочку, на самые брови, так что уши торчали торчком.
Они поехали друг за другом – медленно из-за наползавшего то и дело тумана. А может быть, Местербайн всегда так ездил: у него была агрессивно-застывшая посадка человека, привыкшего осторожно ездить. Они взобрались на холм и поехали на север по вересковой пустоши. Туман поредел, появились телеграфные столбы – словно выстроились в ряд на фоне ночного неба иголки со вдетыми нитками. Ущербная, как в Греции, луна ненадолго проглянула сквозь облака и снова исчезла. У перекрестка Местербайн притормозил, чтобы свериться с картой. Наконец он показал, что надо свернуть налево – сначала с помощью задних подфарников. а затем помахав в окошко левой рукой. "Да, Антон, я усекла". Чарли поехала следом за ним вниз по холму и дальше через деревню; она опустила стекло, и машину наполнил соленый запах моря. Порыв свежего воздуха вырвал у нее вскрик. Она проехала следом за Местербайном под потрепанным полотнищем, на котором значилось: "Шале обитателей Восточных и Полуночных стран", затем – по узкой новой дороге через дюны, к заброшенным оловянным копям, расположенным на краю земли под вывеской "Посетите Корнуолл". Справа и слева стояли дощатые домики, без света. Местербайн остановился, Чарли – позади него, не выключая мотора. "Ручной тормоз что-то скрипит, – мелькнула мысль. – Надо будет снова отвезти машину к Юстасу". Местербайн вылез из своей машины, Чарли тоже вылезла и заперла "фиат". Ветра тут не чувствовалось. Чайки летали низко и кричали, словно потеряли что-то очень ценное на земле. Держа фонарик в руке, Местербайн взял Чарли под локоть и повел.