– Я сама дойду, – сказала она.
Он толкнул калитку, и та со скрипом отворилась. Пучок света предшествовал им. Короткая асфальтовая дорожка, синяя дверь. У Местербайна был наготове ключ. Он открыл дверь, вошел первым и отступил, пропуская Чарли, – агент по продаже недвижимости, показывающий дом потенциальному клиенту. Крыльца не было и звонка тоже. Чарли последовала за Местербайном, он закрыл за ней дверь – она оказалась в гостиной. Пахло мокрым бельем, и на потолке Чарли увидела черные пятна плесени. Высокая блондинка в голубом вельветовом костюме совала монету в газовый счетчик. При виде их она быстро обернулась, просияв улыбкой, и, отбросив прядь длинных золотистых волос, вскочила на ноги.
– Антон! Как жеэто мило! Ты привез мне Чарли! Я рада вас видеть, Чарли. И буду еще больше рада, если вы покажете мне, как работает этот немыслимый механизм. – Схватив Чарли за плечи, она возбужденно расцеловала ее в обе щеки. – Я хочу сказать, Чарли, слушайте, вы сегодня играли абсолютно фантастически в этой шекспировской вещи, да? Верно, Антон? Действительно великолепно. Меня зовут Хельга, о'кэй? – Она так это произнесла, словно хотела сказать: "Имена для меня – это игра". – Значит, Хельга. Так? Вы – Чарли, а я – Хельга.
Глаза у нее были серые и прозрачные, как и у Местербайна. И уж слишком наивные. Воинствующая простота смотрела из них на сложный наш мир. "Правда не может быть скованной, – вспомнила Чарли одно из писем Мишеля. – Раз я чувствую, значит, действую".
Местербайн ответил из угла комнаты на вопрос Хельги. Он сказал, надевая на плечики свой габардиновый плащ:
– О, она, естественно, произвела очень сильное впечатление.
Хельга продолжала держать Чарли за плечи, ее сильные пальцы с острыми ногтями слегка царапали шею Чарли.
– Скажите, Чарли, очень трудно выучить столько слов? – спросила она, сияющими глазами смотря в лицо Чарли.
– Для меня это не проблема, – сказала она и высвободилась из рук Хельги.
– Значит, вы легко запоминаете? – И, схватив Чарли за руку, она сунула ей в ладонь пятидесятипенсовик. – Пойдите сюда. Покажите мне. Покажите, как работает это фантастическое изобретение англичан – камин.
Чарли склонилась над счетчиком, дернула рукоятку, вложила монету, повернула рукоятку обратно, и монета провалилась. Жалобно взвыв, вспыхнуло пламя.
– Невероятно! Ох, Чарли! Вот видите, какая я. Ничего в технике не понимаю, – поспешила пояснить Хельга, словно это была важная черта ее натуры, которую новой знакомой необходимо знать. – Я абсолютно лишена чувства собственности, а если тебе ничто не принадлежит, откуда же знать, как работает тот или иной механизм? Антон, переведи, пожалуйста. Мой девиз – "Sein nicht haben"15. – Это было произнесено безапелляционным тоном автократа из детской. Но она же достаточно хорошо говорила по-английски и без помощи Местербайна. – А вы читали Эриха Фромма, Чарли?
– Она хочет сказать "существовать, но не обладать", – мрачно заметил Местербайн, глядя на обеих женщин. – В этом суть морали фрейлейн Хелъги. Она верит в исконное Добро, а также в примат Природы над Наукой. Мы оба в это верим, – добавил он, словно желая встать между двумя женщинами.
– Так вы читали Эриха Фромма? – повторила Хельга, снова отбрасывая назад свои светлые волосы и уже думая о чем-то совсем другом. – Я положительно влюблена в него. – Она пригнулась к огню, протянула к нему руки. – Я не просто восхищаюсь этим философом, я его люблю. Это тоже для меня типично. – В ее манерах были изящество и радость молодости. Из-за своего роста она носила туфли без каблука.
– А где Мишель? – спросила Чарли.
– Фрейлейн Хельга не знает, где сейчас находится Мишель, – резко заявил Местербайн. – Она ведь не юрист, она приехала, просто чтобы прокатиться, а также справедливости ради. Она понятия не имеет о деятельности Мишеля или его местопребывании. Садитесь, пожалуйста.
Чарли продолжала стоять. А Местербайн сел на стул и сложил на коленях чистенькие белые ручки. Он снял плащ и оказался в новеньком коричневом костюме. Такой ему могла подарить ко дню рождения мать.
– Вы сказали, у вас есть от него вести, – сказала Чарли. В голосе ее появилась дрожь, и губы не слушались.
Хельга повернулась к ней. В задумчивости она прижала большой палец к своим крепким резцам.
– Скажите, пожалуйста, когда вы его видели в последний раз? – спросил Местербайн.
Чарли теперь уже не знала, на кого из них смотреть.
– В Зальцбурге, – сказала она.
– Зальцбург – это, по-моему, не дата, – возразила Хельга.
– Пять недель назад. Шесть. Но где же он?
– А когда вы в последний раз имели от него вести? – спросил Местербайн.
– Да скажите же мне, где он! Что с ним? – Она повернулась к Хельге. – Где он?
– Никто к вам не приходил? – спросил Местербайн. – Никакие его друзья? Полиция?
– Возможно, у вас не такая уж хорошая память, Чарли, как вы утверждаете, – заметила Хельга.
– Скажите нам, пожалуйста, мисс Чарли, с кем вы были в контакте? – сказал Местербайн. – Немедленно. Это крайне необходимо. Мы приехали сюда по неотложным делам.
– Собственно, ей нетрудно и солгать – такой актрисе, – произнесла Хельга, и ее большие глаза испытующе уставились на Чарли. – Как, собственно, можно верить женщине, которая привыкла к комедиантству?
– Нам следует быть очень осторожными, – согласился с ней Местербайн, как бы делая для себя пометку на будущее.
От этой сценки попахивало садизмом: они играли на боли, которую Чарли еще предстояло испытать. Она посмотрела в упор на Хельгу, потом на Местербайна. Слова вырвались сами собой. Она уже не в состоянии была их удержать.
– Он мертв, да? – прошептала она.
Хельга, казалось, не слышала. Она была полностью поглощена наблюдением за Чарли.
– Да, Мишель мертв, – мрачно заявил Местербайн. – Мне, естественно, очень жаль. Фрейлейн Хельге тоже. Мы оба крайне сожалеем. Судя по письмам, которые вы писали ему, вам тоже, видимо, будет жаль его.
– Но возможно, письма это тоже комедиантство, Антон, – подсказала Хельга.