Но у берегов Англии поток информации Курца, казалось, замер. Они услышали звук шагов на большой лестнице и поскрипывание замшевых ботинок Малкольма. Однако валлиец не оставлял своих попыток.
– Должен признаться, я что-то никогда не связывал рыжих с Девоном, – посетовал он. – Ну и уж, честно говоря, тем более Чармиан. Бесс, Роза – пожалуй. Но не Чармиан, не в Девоншире. На севере, пожалуй, да, – можно найти Чармиан. Скорее всего, в Лондоне.
Малкольм осторожно вошел в кабинет, неслышно переставляя ноги. Он нес гору папок – плоды общения Чарли с воинствующими леваками. Самые нижние были изрядно потрепаны за давностью лет. Из них торчали газетные вырезки и размноженные на ротаторе брошюры.
– Ну, скажу я вам, сэр, – заметил Малкольм и облегченно вздохнул, опуская свою ношу на стол, – если даже это нета девица, ею все равно следует заняться!..
– Обедать! – объявил Пиктон и, выстрелив пулеметной очередью приказаний в адрес своих двух подчиненных, повел гостей в просторную столовую, где пахло капустой и полиролем.
В парке, если не считать неизменных часовых, было так же пусто, как на школьной спортивной площадке в первый день каникул, и Пиктон, словно страдающий причудами землевладелец, шагал по дорожкам, раздраженно посматривая на ограду, тыкая палкой во все, что ему не нравилось. Курц этаким веселым маленьким воробышком подпрыгивал рядом с ним. Издали их можно были принять за пленника и тюремщика, хотя трудно сказать, кто был кем. За ними тащился Шимон Литвак с двумя чемоданчиками, а за Литваком – Миссис О'Флаэрти, знаменитая эльзасская сука Пиктона.
– Это очень благородно с вашей стороны – приехать в такую даль, просто чтобы сообщить нам о девчонке, – несколько вызывающе начал разговор Пиктон. – Мой шеф напишет несколько слов старине Мише – сущий черт.
– Мише это, безусловно, будет приятно, – сказал Курц. не пытаясь выяснить, кого Пиктон имел в виду под чертом.
– И все-таки эго смешно. Чтоб вы, ребята, сообщали нам о наших собственных террористах. В мое время дело обстояло как раз наоборот.
Курц попытался его успокоить, сославшись на колесо истории, но Пиктон не понимал поэтических образов.
– Конечно, это ваша операция, – сказал Пиктон – Ваши источники – вам и кукарекать. Мой шеф непреклонен в таких вопросах. А наше дело – сидеть и ждать, что нам, черт бы их подрал, прикажут, – добавил он и искоса взглянул на собеседника.
Курц сказал, что нынче без сотрудничества – ни шагу, и на секунду возникло впечатление, что Пиктон сейчас взорвется. Его желтые глаза широко раскрылись, подбородок уперся в шею и застрял там. Но он – наверное, чтобы успокоиться – лишь стал закуривать, повернувшись спиной к ветру и прикрыв пламя крупной рукой ловца.
– А пока что я вас удивлю: ваша информация подтвердилась, – произнес Пиктон со всей иронией, на какую был способен, и затушил спичку. – Бергер и Местербайн вылетели из Парижа в Эксетер с обратным билетом, но прибытии в Эксетерский аэропорт наняли машину и проделали четыреста с лишним миль. Местербайн расплачивается кредитной карточкой "Америкой экспресс", выписанной на его имя. Не знаю, где они провели ночь, но вы, конечно, в должное время поставите нас об этом в известность.
Курц хранил целомудренное молчание.
– Что же до нашей героини, – продолжал Пиктон с той же деланной игривостью, – вы наверняка не меньше удивитесь, узнав, что она сейчас выступает в одной пьесе на полуострове Корнуолл, в глубинке. Она там в группе, играющей классику, называется труппа "Еретики", что мне нравится, но вам, конечно, и это неизвестно, верно? В гостинице, тле она остановилась, сказали, что мужчина, отвечающий описанию Местербайна, заехал за ней после спектакля, и назад она вернулась только утром. Похоже, наша юная леди – большая любительница поскакать из кроватки в кроватку. – Он многозначительно умолк, но Курц никак на это не реагировал. – Кстати, должен вас информировать, что мой шеф – офицер и джентльмен, и он готов оказать вам любую помощь. Он очень вам признателен, мой шеф. Признателен и тронут. Он питает слабость к евреям, и он считает, что вы поступили красиво, побеспокоившись и наведя нас на след девицы. – Он со злостью посмотрел на Курца. – Мой шеф, видите ли, человек молодой. Он большой поклонник вашей прекрасной новорожденной страны, если не считать отдельных неприятных случаев, и не склонен прислушиваться ко всяким безобразным подозрениям, которые могут возникнуть у меня.
Они остановились перед большим зеленым сараем, и Пиктон постучал палкой по железной двери. Юноша в спортивных туфлях и синем тренировочном костюме впустил их в пустой спортивный зал.
– Суббота, – сказал Пиктон, видимо, чтобы объяснить пустоту, и ринулся в обход помещения, проверяя состояние раздевалок и проводя толстым пальцем по шведской стенке – а вдруг там пыль.
– Я слышал, вы опять бомбили эти лагеря палестинцев, – осуждающим тоном добавил он. – Это идея Миши, верно? Миша никогда не любил пользоваться рапирой, если есть мушкет.
Курц пустился было в пояснения, что, откровенно говоря, он никогда не понимал, как принимаются решения в высших сферах израильского общества, но у Пиктона не было времени слушать столь пространный ответ.
– Ну, Мише это с рук не сойдет. Передайте ему это от меня. Эти палестинцы будут преследовать вас до скончания веков.
На сей раз Курц лишь улыбнулся и пожал плечами – в мире-де бывают всякие чудеса.
– Миша Гаврон – он из иргунов17? – спросил Пиктон из чистого любопытства.
– Хагана18, – поправил его Курц.
– А вы из каких будете? – спросил Пиктон.
Курц изобразил скорбную униженность.
– К счастью или к несчастью, шеф, мы, Рафаэли. прибыли в Израиль слишком поздно и уже не могли создать сложности для англичан, – сказал он.
– Не пудрите мне мозги, – сказал Пиктон. – Я-то знаю, откуда Миша Гаврон набирает своих дружков. Ведь это благодаря мне он получил свое место.
– Он мне говорил об этом, шеф, – сказал Курц со своей нестираемой улыбочкой.
– Ну хорошо, так что же вам от нас нужно? – спросил Пиктон тоном человека, вынужденного идти на компромисс. – И не говорите, что вы приехали сюда, только чтобы привезти мне привет от моего старого приятеля Миши-Грача, потому что я все равно вам не поверю. Вообще сомневаюсь, чтобы я вам поверил. Вашему брату трудновато в чем-либо меня убедить.