Курц улыбнулся и покачал головой, показывая, что оценил английское остроумие Пиктона.
– Видите ли, сэр, Миша-Грач полагает, что обычный арест в данном случае исключен. Естественно, из-за уязвимости наших источников, – пояснил Курц тоном человека, лишь передающего поручение. – И даже если Миша согласился бы на арест, он неминуемо задался бы вопросом: а какие обвинения можно предъявить дамочке и в каком суде. Кто докажет, что взрывчатка была в машине, когда она ее вела? Все это очень шатко.
– Очень, – согласился Пиктон.
– А кроме того, согласно Мише. встает вопрос о том, чего стоит девица. Чего она стоит для нас – и для вас – в том виде, как сейчас. В своем, назовем это так, состоянии невинности. Что она знает? Что она может выдать? Возьмите случай с мисс Ларсен... Она тоже водила машины и выполняла поручения для своего палестинского дружка. Кстати, того же самого. Мисс Ларсен даже подкладывала по его просьбам бомбы. Дважды. А может быть, трижды. На бумаге мисс Ларсен была девицей весьма причастной к преступным действиям, – Курц помотал головой. – Но с точки зрения разведки, шеф, это была пустая скорлупа. – И невзирая на присутствие грозного Пиктона, Курц широко развел руки, показывая, насколько пустой была скорлупа. – Просто девчонка, которой нравилось принадлежать к какой-то группе, нравились их сборища, нравилось быть среди мальчишек и подвергаться опасности, нравилось чувствовать себя при деле. А говорить – ей не говорили ничего. Ни адресов, ни фамилий, ни планов она не знала.
– Как вы это узнали? – осуждающе спросил Пиктон.
– Мы провели с ней небольшую беседу.
– И через пять минут, по-видимому, взорвали, – заметил Пиктон, не спуская своих желтых глаз с Курца.
Но улыбка ни на секунду не сходила у Курца с лица.
– Если бы это было так просто, шеф, – со вздохом произнес он.
– Я спрашивал, что же вам от нас нужно, господин Рафаэль.
– Мы бы хотели, чтобы девица проявила себя в действии.
– Я так и думал.
– Мы бы хотели, чтобы вы немножко подпалили ей пятки, но не арестовывали. Мы бы хотели, чтоб она заметалась, как испуганный заяц, – испугалась бы настолько, что была бы вынуждена вступить в дальнейший контакт со своими людьми или они с ней. Мы бы хотели все это время вести ее. Чтобы она, так сказать, послужила для нас невольным агентом. Мы, естественно, будем делиться с вами плодами ее деятельности, а когда операция закончится, можете забирать и девчонку, и славу.
– Но она ведь уже вступала в контакт, – возразил Пиктон. – Они приезжали к ней в Корнуолл и привезли ей целый букет цветов, так?
– По нашим предположениям, шеф, эта встреча была своего рода разведкой. Если сейчас на этом поставить точку, боюсь, эта встреча ничего нам не даст.
– Откуда, черт подери, вы это-то знаете? – В голосе Пиктона послышались изумление и гнев. – Так я скажу вам откуда. Подслушивали у замочной скважины! Да за кого вы меня принимаете, мистер Рафаэль? За обезьяну, слезшую с дерева? Эта девчонка – ваша, господин Рафаэль, я знаю, что это так! Знаю а вас, израильтян, знаю этого ядовитого карлика Мишу и начинаю узнавать вас! – Голос его поднялся до угрожающего визга. Он убыстрил шаг, стараясь взять себя в руки. Затем остановился и подождал, пока Курц нагонит его. – У меня в голове сложился сейчас премилый сценарий, господин Рафаэль, и мне хотелось бы рассказать его вам. Можно?
– Это будет большая для меня честь, – любезно сказал Курц.
– Благодарю вас. Обычно такое проделывают с мертвяком. Находят симпатичненький труп, одевают его как пало и подбрасывают в таком месте, где противник непременно на него наткнется. "Эге, – говорит противник, это еще что такое? Покойник с чемоданчиком? А ну-ка, заглянем внутрь". Заглядывают и обнаруживают маленькую записочку. "Эге, – говорят они, – да ведь это, видно, курьер! Прочтем-ка записочку". И – прямиком в ловушку. Все срабатывает. А мы получаем медали. В свое время мы называли это "дезинформацией" с целью провести противника, и притом достаточно мягко. – Сарказм Пиктона был столь же грозен, как и его гнев. – Но для вас с Мишей это слишком просто. Будучи сверхобразованными фанатиками, вы пошли дальше. "Никаких мертвяков, о, нет, – это не для нас! Мы используем живое мясо. Арабское мясо. Голландское". Так вы и поступили. И взорвали это мясо в пресимпатичном "мерседесе". Их "мерседесе". Чего я не знаю – и, конечно, никогда не узнаю, потому что вы с Мишей и на смертном одре будете все отрицать, верно ведь? – это куда вы подбросили свою дезинформацию. А вы ее подбросили, и наживка проглочена. Иначе зачем бы им привозить девчонке такие красивые цветы, верно?
Горестно покачав головой в знак восхищения фантазией Пиктона, Курц повернулся было и пошел от него прочь, но Пиктон со свойственной полицейским мгновенной реакцией легонько ухватил его за локоть и задержал.
– Передайте это своему Кровавому Мяснику Гаврону. Если я прав и ваша братия завербовала нашу соотечественницу без нашего согласия, я лично приеду в вашу проклятую страну и отрежу у Миши все, что у него есть. Ясно? – Внезапно лицо Пиктона, словно помимо воли, расплылось в поистине нежной улыбке: он что-то вспомнил. – Как это старый черт любил говорить? – спросил он. – Что-то насчет тигров, верно? Вы-то уж знаете.
Курц и сам употреблял это выражение. И часто. И со своей пиратской усмешкой он сказал:
– Если хочешь поймать льва, сначала хорошо привяжи козленка.
Момент родства душ двух противников прошел, и лицо у Пиктона снова стало каменное.
– Ну, а если вернуться на официальные позиции, мистер Рафаэль, то ваша служба не только заслужила комплименты моего шефа, но и прибавила себе очков, – резко бросил он. Повернулся на каблуках и решительно зашагал к дому, предоставив Курцу и миссис О'Флаэрти трусить за ним. – И еще скажите Мише следующее, – добавил Пиктон, наставив на Курца палку и как бы утверждая свое главенство представителя колониальной державы. – Пусть он будет так любезен и перестанет пользоваться нашими паспортами. Другие же обходятся без них, пусть обходится и Грач, черт бы его подрал.