Отель был построен в шестидесятые годы, когда владельцы подобных заведений еще считали, что в гостиницах должны быть большие холлы с подсвеченными фонтанами и витринами, рекламирующими золотые часы. Широкая двойная лестница вела на мезонин, и с того места, где за столиком сидели Чарли и Россино, видны были и входная дверь, и портье. На Россино был синий деловой костюм, на Чарли – форма старшей в южноафриканском лагере для девушек с подвеской в виде деревянного младенца Христа, которого ей подарили в тренировочном лагере. У нее резало глаза от очков, которые Тайех велел сделать ей с настоящими диоптрическими стеклами. Они съели яичницу с беконом, так как Чарли была голодна, и теперь пили свежесваренный кофе, а Россино читал "Штутгартер цайтунг" и время от времени развлекал Чарли забавными новостями. Они рано приехали в город, и она изрядно замерзла на заднем сиденье мотоцикла. Машину они оставили у станции, где Россино, выяснив то, что требовалось, взял такси до отеля. За час, что они пробыли тут, Чарли видела, как прибыл с полицейским кортежем католический епископ, а затем делегация из Западной Африки в национальных костюмах. Она видела, как подъехал автобус с американцами и отъехал автобус с японцами; она знала наизусть всю процедуру регистрации, вплоть до имени рассыльного, который хватает чемоданы у приезжих, лишь только они проходят сквозь раздвижные двери, укладывает их на свою тележку и стоит на расстоянии ярда от гостей, пока те заполняют регистрационные бланки.
– Его святейшество папа намеревается совершить турне по фашистским странам Южной Америки, – объявил Россино из-за газеты, когда Чарли поднялась. – Может, на этот раз они все-таки прикончат его. Ты куда, Имогена?
– Писать.
– Что, нервничаешь?
В дамской уборной над умывальниками горели розовые светильники и звучала тихая музыка, заглушая урчание вентиляторов. Рахиль красила веки. Еще две какие-то женщины мыли руки. Дверь в одну из кабинок была закрыта. Проходя мимо Рахили, Чарли сунула ей в руку наспех нацарапанное послание. Затем привела себя в порядок и вернулась к столику.
– Пошли отсюда, – сказала она, словно, облегчившись, изменила свое намерение. – Это же все нелепо.
Россино раскурил толстую голландскую сигару и выдохнул дым ей в лицо.
Подкатил чей-то казенный "мерседес", и из него вывалилась группа мужчин в темных костюмах с именными значками на лацканах. Россино непристойно пошутил было на их счет, но тут к ним подошел посыльный и позвал его к телефону. Синьора Верди, оставившего свое имя и пять марок у портье, просили пройти в кабину № 3. Чарли продолжала потягивать кофе, чувствуя, как в груди растекается тепло. Рахиль расположилась с каким-то приятелем под алюминиевой пальмой и читала "Космополитен". Еще человек двадцать сидело вокруг, но Чарли узнала только Рахиль. Вернулся Россино.
– Минкели прибыли на вокзал две минуты назад. Схватили такси – синий "пежо". С минуты на минуту должны быть здесь.
Он попросил счет и расплатился, затем снова взялся за газету.
"Я буду делать все только раз, – дала Чарли себе слово, лежа в ожидании утра. – Единственный и последний раз". Она повторила это про себя. "Если я сижу сейчас тут, то никогда больше я сидеть тут не буду. Когда я спущусь вниз, больше я уже никогда сюда не поднимусь. Когда я выйду из отеля, больше я туда уже не вернусь".
– Почему бы нам не пристрелить подлеца, и дело с концом? – шепнула Чарли, снова взглянув в направлении входной двери и чувствуя, как в ней нарастают страх и ненависть.
– Потому что мы хотим еще пожить, чтобы пристрелить побольше мерзавцев, – терпеливо пояснил Россино и перевернул страницу. – Команда "Манчестер юнайтед" снова проиграла, – с довольным видом добавил он. – Бедная старушка империя.
– Пошли, – сказала Чарли.
По другую сторону стеклянных дверей остановилось такси – синий "пежо". Из него вылезла седая женщина. За ней последовал высокий, благообразного вида мужчина, двигавшийся медленно и степенно.
– Следи за мелочью, я буду следить за большими вещами, – сказал ей Россино, раскуривая сигару.
Шофер пошел открывать багажник, за ним стоял со своей тележкой посыльный Франц. Сначала выгрузили два одинаковых коричневых чемодана, не новых и не старых. Для верности они были перехвачены посредине ремнем. С ручек свисали красные бирки. Затем старый кожаный чемодан, гораздо больших размеров, чем первые, с двумя колесиками на одном углу. Вслед за ним – еще один чемодан.
Россино тихо ругнулся по-итальянски.
– Да сколько же они собираются тут пробыть? – возмутился он.
Мелкие вещи лежали на переднем сиденье. Заперев багажник, шофер начал доставать их, но ксе они на тележку Франца поместиться не могли. Старенькая сумка из кусочков кожи и два зонта – его и ее. Бумажная сумка с изображением черной кошки. Две большие коробки в цветной бумаге – по всей вероятности, рождественские подарки. Наконец Чарли увидела его – вот он, черный чемоданчик. Твердые крышки, стальная окантовка, кожаная бирка с фамилией. "Молодчина Хельга, – подумала Чарли. – Все подметила". Минкель расплатился с таксистом. Подобно одному приятелю Чарли, мелкие монеты он держал в кошельке и, прежде чем расстаться с незнакомыми деньгами, высыпал их на ладонь. Госпожа Минкель взяла чемоданчик.
– А, черт, – сказала Чарли.
– Подожди, – сказал Россино.
Натруженный пакетами, Минкель прошел вслед за женой сквозь стеклянные двери.
– Вот сейчас ты говоришь мне, что вроде узнаешь его, – спокойно сказал Россино. – А я тебе говорю – почему бы тебе не спуститься и не посмотреть на него поближе? Ты не решаешься: ты же застенчивая маленькая девственница? – Россино придерживал ее за рукав. – Только не напирай. Если не получится, есть уйма других путей. Сдвинь брови. Поправь очки. Пошла!
Минкель подходил к портье какими-то маленькими дурацкими шажками, точно никогда в жизни не останавливался в гостиницах. Жена шла рядом с ним, держа чемоданчик. Обязанности портье выполняла всего одна женщина, и она занималась сейчас двумя другими гостями. Минкель ждал и смущенно озирался. А на его жену отель особого впечатления не произвел. На другом конце холла, за перегородкой из матового стекла, хорошо одетые немцы собирались для чего-то. Госпожа Минкель неодобрительно оглядела гостей и пробормотала что-то мужу. Портье освободилась, и Минкель взял из рук жены чемоданчик – вещь была передана из рук в руки без единого звука. Портье – блондинка в черном платье – провела красными наманикюренными ногтями по списку и дала Минкелю карточку для заполнения. Чарли, спускаясь, чувствовала пятками каждую ступеньку, вспотевшая рука прилипала к перилам, Минкель расплывался за толстыми стеклами ее очков мутным пятном. Пол приподнялся ей навстречу, и она нерешительно двинулась к стойке портье. Минкель, согнувшись над стойкой, заполнял карточку. Он положил рядом с собой свой израильский паспорт и списывал с него номер. Чемоданчик стоял на полу, у его левой ноги; госпожа Минкель отошла в сторону. Став справа от Минкеля, Чарли заглянула ему через плечо. Госпожа Минкель подошла слева и недоуменно уставилась на Чарли. Она подтолкнула мужа. Заметив наконец, что его внимательно изучают. Минкель медленно поднял свою почтенную голову и повернулся к Чарли. Она прочистила горло, изображая застенчивость, что ей было нетрудно.