Литвак отдал короткий приказ – всего одно слово – и увидел, как незаметно посыпались с площади преследователи: две девушки на своем "порше"; Уди на своем большом "опеле" с еврофлагом, наклеенным на заднее стекло; затем соратник Уди на гораздо менее роскошном, чем у Россино, мотоцикле. А Литвак стоял у окна и наблюдал за тем, как медленно пустеет площадь, словно кончился спектакль. Машины отбыли, автобусы отбыли, прохожие отбыли, огни у вокзала погасли, и до слуха Литвака донесся грохот запираемой на ночь железной решетки. Только в двух гостиницах еще была жизнь.
Наконец в наушниках протрещало условное словцо, которого он ждал. "Оссиан" – значит, машина едет на север.
– А куда едет Луиджи? – спросил он.
– В направлении Вены.
– Подождите-ка, – сказал Литвак и снял наушники, чтобы ничто не мешало думать.
Следовало немедленно принять решение, а он на это был большой мастак. Устроить слежку за Россино и одновременно за девчонкой невозможно. Не хватало людей. В теории следовало бы ехать за взрывчаткой и, значит, за девчонкой, однако Литвак колебался, так как Россино умел исчезать и был куда более крупной добычей, да и "мерседес" легче выследить, к тому же можно почти не сомневаться, куда едет машина. Литвак еще помедлил. В наушниках затрещало, но он не обратил на это внимания, продолжая прокручивать в мозгу последовательность дальнейших поступков. Ему была поистине невыносима сама мысль, что можно упустить Россино. Но Россино – важная ячейка во вражеской сети, а, как неоднократно повторял Курц, если сеть будет прорвана, как же попадет в нее Чарли? Россино должен вернуться в Вену, считая, что все в порядке, ничто не поставлено под удар: ведь он – важнейшее звено и к тому же важнейший свидетель. А девчонка – девчонка просто функционер, шофер, она всего лишь подкладывает бомбы, рядовой солдат великого движения. Кроме того, у Курца были большие планы относительно ее будущего, а вот с будущим Россино можно подождать.
Литвак снова надел наушники.
– Следуйте за машиной. Оставьте в покое Луиджи.
Приняв решение, Литвак позволил себе удовлетворенно улыбнуться. Он в точности знал, как они едут. Сначала мотоцикл, затем блондинка в красном "мерседесе", за ней – "опель". А следом за "опелем" на значительном расстоянии две девушки в резервном "порше", готовые по приказу поменяться местами с любым из преследователей. Литвак мысленно перебрал все посты, мимо которых "мерседес" будет проезжать к границе Германии. И представил себе, какую небылицу сочинил Алексис, чтобы обеспечить машине беспрепятственный проезд.
– Скорость? – спросил Литвак, взглянув на часы.
Уди сообщил, что скорость средняя. Девчонка не хочет иметь никаких неприятностей с законом. Явно нервничает из-за своего груза.
"Еще бы, – подумал Литвак, снимая наушники. – Будь я на ее месте, да я бы сдох со страху от такого груза".
Он сошел вниз с чемоданчиком в руке. Он уже расплатился по счету, но если попросят, еще раз заплатит: сейчас он любил весь мир. Его машина стояла в гостиничном гараже. Литвак сел в нее и с выработанным многолетним опытом спокойствием отправился вслед за машинами сопровождения. Сколько знает девчонка? И сколько времени потребуется, чтобы это выведать? "Не спеши, – подумал он, – сначала привяжи козленка". Мысль его вернулась к Курцу, и он почувствовал пронзительное удовольствие, представив себе, как тот своим гулким бездонным басом начнет осыпать его похвалами на немыслимом иврите. Лит-ваку было очень приятно думать, что он принесет Курцу такую жирную овцу на заклание.
В Зальцбурге было еще далеко до лета. С гор тянуло свежим весенним ветерком, и от реки Зальцах пахло морем. Как они туда добрались, Чарли понятия не имела: она почти всю дорогу проспала. Из Граца они полетели в Вену, но ей показалось, что полет длился пять секунд – должно быть, она спала в самолете. В Вене Иосифа ждала наемная машина – роскошный "БМВ". Чарли снова заснула, а при въезде в Зальцбург открыла глаза, и ей на миг показалось, что машина объята пламенем – на самом же деле это заходящее солнце играло на красном лаке.
– А зачем, собственно, мы приехали в Зальцбург? – спросила она Иосифа.
– Потому что это один из любимых городов Мишеля, – ответил он. – И еще потому, что это по дороге.
– По дороге куда? – спросила она и снова наткнулась на замкнутость и молчание.
В их отеле был застекленный внутренний дворик со старинными золочеными балюстрадами и зелеными растениями в мраморных кадках. Их номер люкс выходил на бурую быструю реку и на видневшиеся за ней купола, которых было тут куда больше, чем, наверно, в раю. За куполами высился замок, к которому была проведена по склону канатная дорога.
– Мне необходимо расслабиться, – сказала Чарли.
Чарли залезла в ванну и заснула – Иосифу пришлось колотить в дверь, чтобы ее разбудить. Она оделась, и снова он знал, что именно ей показать и что может доставить ей наибольшее удовольствие.
– Это наша последняя ночь вместе, да? – спросила она, и на этот раз он не стал прикрываться Мишелем.
– Да, это наша последняя ночь, Чарли; завтра тебе предстоит сделать один визит, и потом ты вернешься в Лондон.
Уцепившись обеими руками за его локоть, она бродила с ним по узким улочкам и площадям, переходившим одна в другую, словно анфилада парадных комнат. Они постояли у дома, где родился Моцарт, и туристы показались Чарли публикой, пришедшей на утренник, веселой и беззаботной.
– Я хорошо справилась, верно. Осей? Я действительно хорошо справилась? Ну, скажи же.
– Ты справилась отлично, – сказал он, но почему-то эта похвала показалась ей менее значительной, чем его молчание.