— Не смейте трогать моего брата!
Потом, конечно, была драка, во время которой Дадли встал плечом к плечу с Гарри. Потом Гарри волок бесчувственное тело Дадли домой. Потом… Когда Вернон замахнулся на Дадли, то увидел яростный взгляд сына и услышал:
— Не сметь трогать моего брата!
И унеся от ошалевшего Вернона тело… аккуратно положил Дадли на «свою» кровать. А потом, сбежав вниз, вызвал скорую, несмотря на попытки Вернона ему помешать. А Петуния просто сидела на кухне и о чем-то думала.
Полиция о чем-то опросила мальчиков и уехала, а Вернон достал бутылку виски и стакан. Сегодня его мир рухнул. Его сын назвал братом этого ненормального урода и принялся защищать от отца. Этого просто не могло быть. А сын подошел к Петунье и тихо спросил:
— Мама, за что вы с ним так? Его мама была твоей сестрой! Мой брат — единственное, что от нее осталось, за что ты его так? Ты ее ненавидела и поэтому хочешь, чтобы я ненавидел брата?
Петуния разрыдалась, Вернон впервые поднял руку на сына, но сказанного не воротишь, и Петунья задумалась. Что-то не так было с ней, с Верноном, с Дадли. Все было не так, они вели себя, как какие-то ненормальные, с ребенком.
Когда скорая увозила Дадли, у него в ушах звенело слово «брат», сказанное тем, кого он постоянно унижал, обижал и избивал. С кем он вел себя, как фашист. Его… брат? Встал перед Пирсом и компанией, не побоявшись, хотя Дадли бы испугался. Точно испугался бы. И от папы…
На следующий день мальчика выписали и вернули домой. Он был еще слаб, но Гарри обнимал брата, как настоящую ценность. Молчала проплакавшая всю ночь Петунья. Молчал что-то понявший Вернон, и только Гарри обнимал брата. И тогда Дадли прошептал на ухо Гарри: «Прости меня, братик». И мир изменился.
— Смотри, Шестая, он смог!
— Ура! Тринадцатая, мы победили!
— Так, что здесь происходит? Где опять нахулиганили?
— Ой… — две девочки синхронно прикрыли руками попу, что вызвало улыбку наставницы.
А наставница смотрела, что сделали ее малышки, и радовалась. Это была и ее победа, победа наставника. Победа, от которой слезы наворачиваются на глаза. Поэтому девушка присела рядом с девочками, обняла их, прижав к себе удивленных таким «наказанием» детей, и прошептала:
— Вы все правильно сделали, мои хорошие. Я горжусь вами.
Слезинка ребенка
Маленький мальчик смотрел на злого опекуна. Сегодня склеилась упавшая ваза. Сама склеилась, и теперь дядя Вернон был зол. Он кричал, что выбьет «это» из мальчика. Что и попытался проделать прямо сейчас. Мальчик вырывался и громко кричал, зовя на помощь, но его никто не слышал, некому было помочь малышу… И когда боль вспыхнула, как звезда, почти гася сознание, ребенок закричал:
— Мама!
— Ты же Творец?
— Да, Шестая.
— Ты же все можешь, да?
— У нас тоже есть правила, ребенок, — мужчина улыбнулся.
— Смотри, как он страдает, ты же можешь это сделать…
— Нет, малышка, его мама в руках Смерти, я не могу ее вернуть…
— Но ты же… хнык… хнык… Вя-я-я-я-я-я-я-я-я!
— Не плачь, малышка, мы что-нибудь придумаем! Только не плачь! — Мужчина с отчаянно ревущим ребенком на руках шагнул в туманную дымку.
— Тетя Смерть, вы же можете, смотрите, как она страдает…
— Тринадцатая, так не делается, она уже ушла, — молодая женщина уговаривала готового заплакать ребенка.
— Ну пожа-а-а-алуйста! Вя-я-я-а-а-а-а-а-а-а!
Творец и Смерть с самозабвенно ревущими детьми на руках столкнулись. Они не смотрели по сторонам, но пытались лишь успокоить малышей, которые успокаиваться не желали. И они сдались:
— Хорошо, малыши, мы вернем ее.
И дети, прекратив плакать, начали радостно улыбаться. Хотя взрослые и понимали, что ими сманипулировали, но совершенно не могли сердиться на эти улыбающиеся рожицы. Дети плакали искренне, так же, как и искренне улыбались сейчас. И Творец, и Смерть входили в персонал ветви миров Песочницы, потому видели очень много. И этот этап взросления был очень важен. Доказывать свое мнение дети еще научатся… А пока — исстрадавшаяся и накопившая боли душа отправилась обратно в Мир.
— Отошел от моего сына, кабан! — посреди комнаты появилась рыжеволосая женщина в крайней степени ярости.
Она еще не понимала, как это могло случиться, но давно уже всей своей душой стремилась к сыну, страдая от невозможности защитить его. И сейчас ее бешенство было таким сильным, что магия откликнулась и совместила магический выброс женщины и малыша, отчего толстяк выбил собой окно и, продолжая полет, исчез где-то вдали за горизонтом.