- Слыхала. Только это чувство не про тебя и про Телку твою.
Кулаком по столу.
- Таню!
- Таньку!
- Таню! Я сказал!
- Хорошо! Таню! Ты ее не любишь!
Промолчал и возражать не стал. И я даже с облегчением выдохнула. Мне не хотелось, чтоб он ее любил. Не знаю почему, но очень не хотелось. От мысли об этом у меня начинало жечь под ребрами слева и щипать глаза. А я очень не любила плакать.
- Скажи…а кто ее родители?
- Тебе какая разница? Тебя с ними не познакомят.
- Конечно. Я и не сомневалась. Ну так кто они?
- Отец военный, генерал. Мать уважаемый врач. Таня из хорошей интеллигентной семьи. Она окончила институт, выучилась на юриста.
- Ты мне ее сейчас рекламируешь? Или себе? Мне неинтересно, а себе зачем если ты ее типа любишь?
- Мелкая, вот скажи мне почему ты такая сука, а?
И прищурившись посмотрел мне в глаза, у него явно пропал аппетит, и он отложил в сторону бутерброд.
- Вечно всем недовольна, вечно ищешь за что зацепиться, раскритиковать, обосрать. Почему ты такая маленькая мразь?
- Наверное это комплимент. Лучше быть сучкой и мразью, чем интеллигентной, тупой телкой, которую только и делают, что еб***т!
Резко встал из-за стола, схватил за затылок и куда-то потащил. Я вырывалась и сопротивлялась, но пальцы держали как клещи, впиваясь в кожу. Притащил в туалет, наклонил над раковиной открутил воду, намылил пальцы и засунул их мне в рот.
- Еще раз …услышу маты! – и елозит там пальцами, - На хер язык выдеру!
А я нагло укусила его за пальцы, но он продолжал мыть мне рот, потом ткнул головой под кран.
- Полощи!
И снова пальцы мне в глотку, но уже без мыла. А я взяла и засосала их. Он руку резко вырвал, меня за горло поднял и в глаза мне посмотрел. У него взгляд дикий, бешеный. Тяжело дышит. И… я немного не пойму почему глаза у него такие, почему он на рот мой так посмотрел, а потом отшвырнул как тряпку. Так что на коврик упала, больно о ванну ударилась головой. Рассекла бровь, и кровища по морде полилась. Неожиданно для себя разревелась.
- Твою мать! Маленькая!
Бросился ко мне, но я руки вперед выставила, отталкивая. Пусть не трогает. Пусть валит к своей. Оставит меня в покое.
- Дай гляну!
- Отвали!
- Не смей мне так говорить! Рот зашью!
- Не трогай! – хриплю и толкаю, мне обидно, мне горло печет от мыла… а еще больше от того, что толкнул как шваль какую-то.
- Посмотрю дай!
На колени встал, голову мою приподнял, руку под воду и кровь смывает, вытирает с лица.
- Сейчас перекисью протру, заживет. Царапина! – погладил бровь большим пальцем, - Не матерись больше! Бесит меня!
- Так куда ты там хотел меня определить? В детдом? Может пора уже? Не наигрался еще в папика!
- В кого?
- В папика. Или в кого ты там играешь. Я же зверушка, собачка домашняя. Дрессируешь, сахарок иногда даешь.
- Маленькая! – сказал угрожающе, и я судорожно глотнула воздух. – Все правильно – ты моя собачка, моя игрушка, моя собственность. И я хочу, чтоб ты хорошо это понимала особенно когда пытаешься качать свои права. В этом доме по-твоему никогда не будет. Потому что ты – никто.
А насчет детдома уже давно решено. Сегодня вещи соберем и завтра поедем!
Глава 10
– И запомни – ты моя! Выучи это, как мантру.
Он вышел, и я чуть не разрыдалась уже в который раз после его ухода. Но вдруг ручка снова повернулась, и Барский быстрым шагом вернулся обратно. Навис надо мной скалой.
– Скажи это, – скомандовал он.
Обхватил мое горло ладонью. Глаза сверкают, и верхняя узкая губа подрагивает, словно он нервничает.
– Скажи, что ты – моя девочка. – жадным поцелуем укусом в губы и снова смотрит в глаза. И я выдохнула, сама от себя не ожидая.
– Твоя…
– Моя девочка?
– Твоя девочка.
И воскресил. Всего три слова… а его ничья девочка ожила.
Ожила, чтобы умирать с ним постоянно и бесконечно. Осталась одна и ужасно не хотела идти в душ. Я хотела, чтоб на мне остался его запах, а во мне его семя. Какая-то глупая и чокнутая часть меня была все еще счастлива.
Ничья его девочка. У. Соболева
- А мои вещи?
Спросила я, когда мне сказали, что пора выходить.
- А здесь есть твои вещи?
Ехидно спросил Шопен и прищурился, рассматривая меня в красивом костюме и с хвостом на затылке.
- Я думала, что если люди что-то дарят, то это навсегда. Или и это тоже иллюзия?
Продолжает смотреть на меня и стискивать челюсти. Он всегда изучает меня как подопытного кролика, как какое-то насекомое. Словно я под микроскопом, и он препарирует мое тщедушное тельце.