XXVIII
Тайну открыла Маделона; правда, с ее стороны в этом не было злого умысла, но она дурно воспользовалась сделанным ею открытием. Она быстро утешилась в потере Ландри: так же скоро, как она в него влюбилась, так же скоро она забыла его. В душе у нее осталась злоба, которая только ждала случая, чтоб проявиться: женщины всегда сердятся дольше, чем сожалеют.
Вот как все произошло. Красивая Маделона, славившаяся своей скромностью и неприступностью, была, в сущности, большой кокеткой. Ее по рассудительности и верности своим привязанностям и сравнить нельзя было с бедным Сверчком, о котором все дурно отзывались и которому предсказывали самое скверное.
Маделона уже имела двух возлюбленных, не считая Ландри, и выбрала себе уже третьего, своего двоюродного брата, младшего сына дядюшки Кайо из Приша. Ее последний воздыхатель усиленно следил за нею, и потому она очень боялась, чтоб не вышло скандала. Она не знала, куда пойти поболтать на свободе со своим новым поклонником, и тот уговорил ее отправиться на голубятню, где Ландри и Фадета назначали себе свидания.
Напрасно младший Кайо искал ключ от этой голубятни. Он не мог найти его, так как Ландри носил его всегда в кармане. Спросить же о ключе он не решился, ибо не мог придумать объяснения — для чего он ему нужен. Таким образом, никто, за исключением Ландри, не интересовался местонахождением ключа. Младший Кайо решил, что либо он потерян, либо отец носит его в своей связке; и потому он попросту вышиб дверь. Ландри и Фадета как раз были там. Все четверо влюбленных были немало удивлены этой встречей. Казалось, они все должны были бы молчать. Но когда Маделона увидела, что Ландри, один из самых красивых и уважаемых парней, верен Маленькой Фадете, ее охватили ревность и гнев; и она решила отомстить. Не говоря ни слова младшему Кайо, который был слишком честен, чтобы участвовать в ее плане, она заручилась помощью нескольких подруг. Эти девушки имели зуб против Ландри за то, что он как будто презирал их и никогда не приглашал танцовать. И вот они стали следить за Маленькой Фадетой и вскоре убедились в ее близости с Ландри. Как только они их выследили, они распустили слух об этом по всей округе и рассказывали всем, кому не лень было слушать, какое ужасное знакомство Ландри сделал в лице Маленькой Фадеты. Тогда вмешалась в дело вся прекрасная половина молодежи: ведь это обида для всех, если красивый и богатый парень обращает внимание только на одну девушку. А уж если можно ее уколоть чем-нибудь, то как этого не сделать? Поистине, женская злоба не имеет границ.
И вот через две недели после происшествия в башне Жако все знали о любви близнеца Ландри и Сверчка-Фаншоны. Но ни о башне, ни о Маделоне не было сказано ни слова. Маделона все время держалась вдали и делала вид, что все это является для нее новостью, хотя она первая потихоньку разболтала тайну.
Слухи дошли и до тетушки Барбо. Она очень огорчилась, но решила ничего не творить мужу. Дядя Барбо узнал об этом из другого источника, и Сильвинэ, свято хранивший тайну брата, с огорчением убедился, что она уже ни для кого больше не секрет.
И вот в один прекрасный вечер, когда Ландри собирался, как всегда, пораньше уйти из Бессониера, его отец в присутствии матери, старшей сестры и близнеца сказал ему:
— Не спеши уходить от нас, Ландри, мне нужно с тобой поговорить. Но я жду твоего крестного отца. Я хочу у тебя потребовать объяснения, и пусть те члены семьи, которые больше всего интересуются твоей судьбой, будут при этом.
Когда пришел крестный отец, дядя Ландриш, Барбо сказал следующее:
— То, что я собираюсь сказать, смутит тебя немного, Ландри, да и сам я немного смущен и очень сожалею, что принужден требовать у тебя признания при всей семье. Но я надеюсь, что это смущение послужит тебе на пользу и исцелит тебя от пагубной фантазии. Кажется, у тебя на прошлом празднике святого Андоша, почти год тому назад, завязалось какое-то знакомство. Мне об этом говорили с первого же дня. Ведь было поразительно, что ты на празднике выбрал себе для танцев из всех девушек самую некрасивую, грязную и пользующуюся дурной славой. Но я не желал обращать на это внимания, так как думал, что ты просто забавлялся. Я и тогда не одобрял твоего поведения; вообще я думаю, что не следует водить компанию с дурными людьми, но точно так же не следует, конечно, унижать их, так как они и без того несчастны вследствие всеобщей ненависти. И я не говорил с тобой об этом. На следующий день после праздника ты был печален, и я думал, что ты упрекаешь себя за свое поведение и больше не повторишь свою ошибку. Но вот уже с неделю я слышу иное; хотя мне и говорят все лица, достойные доверия, я не поверю им, пока ты сам не подтвердишь все слухи. Если я напрасно подозреваю тебя, то, надеюсь, ты припишешь это моей любви к тебе и сознанию своих обязанностей: я, как отец, должен следить за твоим поведением; если же все это ложь, я буду очень рад, и ты дай мне слово, что тебя напрасно оклеветали передо мной.