— Я не заслужила твоих упреков, право, я не заслужила их, Ландри. Я никогда не говорила всех этих глупостей, это тебе все выдумали. Я совсем не то рассказывала Маделон. Эта наша с ней тайна, но я тебе ни в чем не повредила и только показала мое уважение к тебе.
— Слушай, Фаншон, будет нам спорить о том, что ты говорила или чего ты не говорила. Дай-ка мне совет, ты так хорошо все понимаешь. В прошлое воскресение, в каменоломне, я почувствовал к тебе такую сильную и необъяснимую привязанность, что всю неделю не ел и не спал. Я от тебя ничего не скрою, ты ведь так проницательна, что сама догадаешься. Признаюсь, что я стыдился моего чувства на следующее утро и хотел всячески спастись от такого сумасшествия. Но вечером снова повторилось мое безумие; я даже перешел ночью через брод, не пугаясь проделок блуждающих огоньков; я сам над ними смеялся и не обращал на них внимания. И вот с понедельника я хожу каждое утро как дурак, все смеются над моей любовью к тебе, за то вечером мое чувство берет верх над моим ложным стыдом. Сегодня ты миленькая и спокойная; если ты останешься такой, все прошлое забудется через две недели, и многие последуют моему примеру. Будет очень понятно, что ты всем нравишься, я буду вовсе не исключением. А все-таки, не забудь, что я тогда попросил у тебя позволения поцеловать тебя, когда все тебя считали некрасивой и злой; помни это воскресенье, в день св. Андоша; твои слезы в каменоломне. Признаешь-ли ты мое право? Убедил-ли я тебя?
Маленькая Фадетта молча закрыла лицо руками. Прежде Ландри приписывал свою любовь тому, что на него подействовали её слова Маделон об её чувстве к нему. Но теперь увидел, как она смущенно склонилась, он испугался, что она нарочно все выдумала, чтобы помирить его с Маделон. Эта мысль его огорчила и подзадорила. Он отнял её руки от лица и увидел её бледное и печальное лицо, он стал осыпать ее упреками за то, что она молчит на его безумные слова. Тогда она бросилась на землю, вздыхая и ломая руки, она задыхалась и, наконец, потеряла сознание.
Ландри очень испугался и стал растирать ей руки, чтобы она пришла в себя, они были холодные, как лед, и безжизненные, как дерево. Он долго грел их в своих, пока она не очнулась и не выговорила:
— Мне кажется, что ты со мной играешь, Ландри. Но над некоторыми вещами нельзя шутить. Пожалуйста, оставь меня в покое и забудь меня; когда что-нибудь тебе понадобится, приди и попроси, я всегда с удовольствием постараюсь исполнить твою просьбу.
— Фадетта, Фадетта, так нехорошо говорить! — сказал Ландри. — Ведь вы сами смеялись надо мной, показывая, что вы меня любите, а сами ненавидите.
— Как, — воскликнула она грустно. — Что я вам показывала? Я предлагала вам братскую дружбу; она была бы вам приятнее, чем дружба вашего близнеца, потому что я не ревнива. Ведь я старалась помочь вам, а не помешать вашей любви к Маделон.
— Это правда, — сознался Ландри, — ты воплощенная доброта и я не смею упрекать тебя. Прости меня, Фаншон, позволь мне любить тебя, как я умею. Конечно, моя любовь к тебе не будет так спокойна, как к близнецу и сестренке Нанетте, но обещаю тебе, что никогда не поцелую тебя без твоего разрешения, если это тебе неприятно.
Ландри пришел к заключению, что Фадетта любила его дружески и мирно, он никогда не был пустым хвастунишкой. Он так стеснялся с Фадеттой, точно не слыхал её разговора с красивой Маделон.
За то маленькая Фадетта была проницательна; она догадалась, что Ландри безумно в нее влюбился, и это сознание наполнило её душу таким блаженством, что в первую минуту она обомлела. Но она дорожила своим легко приобретенным счастием и потому не сдавалась сразу, не желая охлаждать Ландри слишком быстрой победой. Он просидел с ней до ночи и все не мог с ней расстаться; он еще не смел напевать ей любовные речи, а довольствовался тем, что смотрел на нее и слушал её голос. Он забавлялся с скакуном, который бегал недалеко от сестры и скоро к ним присоединился. Ландри ласкал его и скоро заметил, что бедный мальчик был не зол и не глуп с теми, кто был добр к нему. За один час он так освоился и привык к близнецу, что целовал его руки и называл его «мой Ландри», как и сестру звал «моя Фаншон». Ландри почувствовал к нему нежность и сострадание; он находил, что напрасно презирали бедных детей, которые нуждались в ласке и любви, чтобы сделаться лучше и добрее.
С этого дня ежедневно Ландри видел маленькую Фадетту; если он встречал ее вечером, ему удавалось поговорить с ней; за то днем она не могла останавливаться долго, но он все-таки радовался возможности поглядеть на нее и перекинуться с ней несколькими словами. Она все так же хорошо одевалась и вела себя тихо, вежливо разговаривая со всеми; это нельзя было не заметить, и постепенно переменили с ней тон и обращение. К ней перестали придираться, так как она стала благоразумна и перестала дразнить и насмехаться над всеми.