Ландри любил хозяйство; его любовь к Фадетте увеличилась от благодарности за её уроки; потом он преклонялся перед её дарованием. Он ценил её попытки занять его полезной беседой, вместо праздных объяснений в любви. Скоро он убедился, что она ближе принимает к сердцу интересы и пользу своего друга, чем его ухаживания и комплименты.
Ландри скоро так ею увлекся, что перестал стыдиться своей любви к маленькой девочке, которую считали некрасивой, нехорошей и невоспитанной. Если он и скрывал свое чувство, так только из-за своего близнеца, зная его ревность. Он видел, каких усилий стоило Сильвинэ помириться с его ухаживанием за Маделон, а это ухаживание было просто шуткой в сравнении с его любовью к Фаншон Фаде.
Фадетта принимала тоже все предосторожности, чтобы все скрыть; любя его, она не хотела подвергать его насмешкам и причинить ему неприятности в его семье. Поэтому она требовала от него такой тайны, что прошел целый год, пока все обнаружилось. Ландри приутих. Сильвинэ не следит за каждым его шагом и действием, да и сама страна, своим местоположением, покровительствовала любви. (Она была не очень населена и вся разделена на овраги).
Сильвинэ радовался, что брат охладел к Маделон; хотя он, скрепя сердце, и покорился перед судьбой, но теперь ревность перестала его мучить, когда он убедился, что Ландри не торопится отнять у него сердце и отдать его женщине. Он предоставил его полную свободу в прогулках, в дни праздника и отдыха. У Ландри всегда были готовы предлоги отлучиться, особенно в воскресенье вечером; покидал он Бессонниеру очень рано, а возвращался в ла-Приш только в полночь. Теперь это ему было очень удобно, потому что он спал в крытом гумне, недалеко от сарая, где складывались хомуты, цепи, колеса, словом, всевозможная утварь, необходимая для рабочего скота и земледельческих орудий. Таким образом Ландри мог поздно возвращаться, не беспокоя никого. По воскресеньям он был свободен до понедельника; отец Кайлло и его старший сын были люди степенные, не любили шататься по кабакам, не гуляли в праздничные дни, и всегда сами смотрели за фермой в это время, чтобы, говорили они, молодежь, работающая больше их всю неделю, могла бы отдохнуть и порезвиться на просторе.
В холодные ночи, зимой, трудно объясняться в любви на воздухе; Ландри и маленькая Фадетта укрывались в башне Жако. Так назывался старый голубятник, давно предоставленный голубям, но теплый и замкнутый со всех сторон, он прилегал к ферме отца Кайлло. Там складывалась вся мясная провизия, а ключ сохранялся у Ландри. Голубятник находился на пределах земли ла-Приш, недалеко от брода де-Рулетт. Никому и в голову не могло прийти, что два влюбленных скрываются среди пустынного поля, засеянного медункой. Если погода была хорошая, они отправлялись на рубку молодых деревьев. Убежище было удобное для воров и для любовников, а так как у нас воров нет, то и пользуются им исключительно одни любовники.
Долго сохранить тайну нет никакой возможности. В один воскресный день Сильвинэ, проходя вдоль стены кладбища, услышал по другую сторону, в двух шагах от него, голос своего близнеца. Ландри говорил шепотом, но Сильвинэ так знал его голос, что мог угадать всякое слово, невнятно произнесенное.
— Отчего ты не хочешь танцевать? — спрашивал он у своей незнакомой спутницы, ты все уходишь после обедни. Никто не осудит, что мы вместе танцуем, ведь не знают, что мы постоянно с тобой видимся. Не подумают приписать это моей любви, а просто решат, что я хочу посмотреть, умеешь-ли ты еще танцевать?
— Нет, Ландри, нет, — ответил чей-то голос; Сильвинэ его не узнал, потому что Фадетта все скрывалась и он давно ее не слышал, — пусть меня совсем забудут; а если мы попробуем один раз, нам захочется продолжать каждое воскресенье и опять станут про нас болтать. Верь мне, наши бедствия начнутся с того дня, как узнают про нашу любовь. Я лучше уйду, а ты приходи ко мне вечером, когда вернешься от своих.
— Тоска какая! никогда мы не танцуем, — ответил Ландри;— ведь прежде ты так любила танцы, милочка, ты всегда была грациознее всех. Какое мне было бы удовольствие — держать твою ручку и кружить тебя в моих объятиях, ты такая ловкая и гибкая! Только ты не должна ни с кем танцевать, кроме меня.