Неизвѣстно, кто изъ нихъ былъ лучше: хотя Ландри былъ веселѣе и храбрѣе старшаго брата, за то Сильвинэ былъ ласковѣе и разумнѣе, такъ что его нельзя было меньше любить. Сначала хотѣли ихъ отучить другъ отъ друга и пробовали это сдѣлать въ продолженіи трехъ мѣсяцевъ. Три мѣсяца — продолжительный срокъ въ деревнѣ, легко можно привыкнуть. Но это ничуть не помогло; притомъ священникъ объявилъ, что бабка Сажеттъ пустомеля и что люди не могутъ измѣнять законы, созданные Господомъ Богомъ. Такъ что ея наставленія постепенно забывали.
Съ перваго дня, какъ замѣнили ихъ дѣтскія платьица штанишками, и повели ихъ къ обѣднѣ, имъ дали одинаковое сукно изъ юбки ихъ матери; фасонъ былъ одинъ и тотъ же, такъ какъ приходскій портной не зналъ двухъ разныхъ. Когда они подросли, имъ нравились одни цвѣта; тетя Розетта захотѣла подарить имъ по галстуху къ новому году; они выбрали тотъ же самый, лиловый, у разнозчика швейныхъ товаровъ, который возилъ свое добро на спинѣ лошадки своей, першерона. Тетка спросила, нарочно-ли имъ хотѣлось быть одинаково одѣтыми? Но двойняшки вовсе за этимъ не гнались; Сильвинэ отвѣчалъ, что изъ всего тюка продавца ему больше нравился цвѣтъ и рисунокъ выбраннаго галстуха, а Ландри замѣтилъ, что всѣ остальные были не красивы и ему не по вкусу.
— А какъ вамъ нравится масть моей лошадки? — спросилъ, улыбаясь, купецъ.
— Она похожа на старую сороку, — отвѣтилъ Ландри.
— Мнѣ тоже не нравится, — сказалъ Сильвинэ, — настоящая старая, общипанная сорока.
— Видите-ли, — глубокомысленно обратился разнозчикъ теткѣ,— эти дѣти на все смотрятъ одними глазами. Если одному красное кажется желтымъ, такъ другому желтое кажется краснымъ, не перечьте имъ, потому что близнецы дѣлаются идіотами и ничего не понимаютъ, когда имъ мѣшаютъ соглашаться.
Разнозчикъ такъ разсуждалъ, желая сразу сбыть оба галстуха, они были отвратительнаго цвѣта и никто ихъ не покупалъ.
А время шло, не принося никакихъ перемѣнъ. Близнецы одѣвались совсѣмъ одинаково, они даже умудрялись портить свою одежду и обувь одновременно, такъ что, казалось, дыры на курткѣ, картузѣ или обуви происходили отъ того же самаго несчастія. Неизвѣстно, отчего это случалось: по закону природы или изъ шалости. А когда ихъ разспрашивали, хитрыя двойняшки смѣялись съ лукаво невиннымъ видомъ.
Ихъ дружба росла съ годами, и когда они стали немного разсуждать, то рѣшили, что не могутъ веселиться съ прочими дѣтьми, если одного изъ нихъ не было; иногда отецъ пробовалъ одного не отпускать отъ себя весь день, а другого держала при себѣ мать; оба дѣлались грустные, блѣдные и работали не-хотя, какъ больные; за то вечеромъ, при встрѣчѣ, они уходили гулять вмѣстѣ, держась за руку, и не хотѣли возвращаться, сердясь на родителей за причинённое имъ горе. Скоро бросили попытки ихъ разлучать; надо сознаться, не только отецъ и мать, но даже братья, сестры, дяди и тетки ихъ очень любили и баловали. Они гордились ими за похвалы, которыя слышали отовсюду, да и потомъ дѣти были красивыми, не глупыми и добрыми. Иногда отца Барбо тревожила ихъ привычка быть постоянно вмѣстѣ, особенно для будущаго; онъ вспомнилъ слова Сажеттъ и старался иногда возбудить ихъ зависть одинъ къ другому. Такъ, напримѣръ, когда они оба шалили, онъ дралъ Сильвинэ за уши, а самъ говорилъ Ландри: «Прощаю тебѣ на этотъ разъ, ты всегда умнѣе». Но Сильвинэ не огорчался, что его уши горѣли, и радовался, что простили брата; за то Ландри плакалъ такъ горько, точно его наказали. Въ другой разъ давали одному то, чего оба хотѣли; тотчасъ же, сладкимъ они дѣлились, а игрушку дѣлали общей, или передавали ее одинъ другому, не различая, кому она принадлежала. Когда одного хвалили, нарочно не замѣчая другого, именно другой радовался и гордился, что поощряютъ и ласкаютъ его близнеца, и самъ присоединялся къ хору похвалъ. Словомъ, тщетно пробовали ихъ разлучать; скоро все предоставили на волю Божью, такъ какъ вообще рѣдко перечятъ нѣжно любимымъ существамъ, даже для ихъ пользы. Всѣ колкости обратили въ шутку, а близнецы только этого и хотѣли. Оба были очень хитрые; часто они притворялись, что ссорятся и дерутся, чтобы ихъ оставили въ покоѣ, но никогда не причиняли другъ другу ни малѣйшаго зла. Когда иной простакъ удивлялся ихъ ссорѣ, они потихоньку смѣялись надъ нимъ, и черезъ минуту раздавалась ихъ болтовня и пѣніе, похожее на щебетаніе дроздовъ на вѣткѣ.