«Хорошо, — сказал я, — давай потренируемся».
И уже на следующее утро мы сделали первые шаги на небольшом отрезке каната, натянутом на чердаке между оконным проемом и лебедкой. Конечно, я тотчас же ощутил и неуверенность, и страх, ведь меня пугало даже смехотворное, по сравнению с тем, что ожидало нас над каналом, расстояние от каната до пересеченного балками пола, добавь сюда еще и немалый рост канатоходца. Однако канатоходец, устремив взгляд в какую-то точку на невидимом горизонте и двигаясь вслед за шестом, стал успокаивать меня как маленького ребенка. Этими уговорами он словно передавал мне свое внутреннее равновесие, и в конце концов я ощутил неведомый доселе душевный покой.
После нескольких часов таких не столько физических, сколько психических упражнений канатоходец сказал:
«Да, можем попробовать. Единственное, что нам еще требуется, — это чистая формальность — надо получить в полиции разрешение. Но ты же профессиональный репортер, тебе эту бумажку выдадут без всяких проблем, это меня не беспокоит. Если все так и будет, мы с тобой пройдем по канату в четверг, на втором выступлении».
Разрешение полиции меня тоже не беспокоило; я тоже был почти уверен, что все так и будет. Ведь с начальником полиции я дружил и был на «ты», к тому же он по политическим соображениям поддерживал газету, в которой я тогда работал. Дело в том, что я, следуя своему чутью, не раз помогавшему мне предвосхищать важные события, со временем все больше отдалялся от коммунистической «ВЕЛЬТИЛЛЮСТРИРТЕ» и все чаще фотографировал для социалистической «БИЛЬДЕРВОХЕ». Хотя мне не раз пытались вставлять палки в колеса, и весьма чувствительно, я уже научился не без изящества обходить такие профессиональные препятствия… Поэтому я просто позвонил в управление полиции Вены и передал начальнику полиции, которого, к сожалению, не оказалось на месте, свою просьбу. А Айземан, умевший рассчитывать эффект и постепенно подогревать интерес публики, в первый раз, чтобы усилить сенсацию, выступил в одиночестве. Я тоже был там и сделал несколько отличных снимков зевак, с открытом ртом уставившихся на канатоходца. Кстати, ведь мы с мамой и тебя взяли на представление, неужели ты не помнишь?
— Нет, — ответил я, — совершенно ничего не помню, даже странно как-то, что забыл.
— Действительно, странно, — согласился отец, — ты был вне себя от восторга. На обратном пути только и делал, что изображал канатоходца на канавках между булыжниками. А дома натянул веревку на кухне и с плюшевым мишкой играл в Айземана.
Однако на следующее утро я тщательно приготовился к возможно самому сенсационному репортажу в своей карьере. Надел свитер и галифе, кеды, взял камеру, поцеловал тебя и маму, ощущая щемящую тоску, но что ж поделаешь, пора было идти… Потом на такси доехал до Дунайской пароходной компании; садясь в машину, тяжело вздохнул, выходя из машины, вздохнул еще тяжелее… «Вот увидишь, — мысленно убеждал я себя, — это будет просто, как прогулка по парку…»
Однако Айземан встретил меня уже в холле Дунайской пароходной компании, сокрушенно разводя руками.
«Должен тебя огорчить, — сказал он, — на плечах я тебя не понесу, полиция запретила. Я перезвонил начальнику полиции, но он по-прежнему ни в какую: “Об этом и речи быть не может! Если иностранный эквилибрист будет танцевать на канате со своей дочерью, — это его дело. А Хениш — корреспондент австрийской газеты, и мы за него отвечаем, так что нечего ему делать на канате”».
Конечно, я был очень разочарован, но, с другой стороны, особенно в тот миг, когда Айземан, держа дочь на плечах, ступил на канат, не мог не испытывать некоторое облегчение. Но тут же представил, что это не она, а я сижу у него на плечах, и увидел всю эту картину словно ЧЕРЕЗ ВИДОИСКАТЕЛЬ. В том числе и мгновение, когда он, почти уже добравшись до здания Дунайской пароходной компании на другом берегу, вдруг замер и зашатался. До этого момента я успел бы отснять добрых две трети пленки, и из-за последовавшей катастрофы эти кадры стали бы небывалой сенсацией.
Видимо, что-то сбило то внутреннее равновесие, о котором Айземан говорил мне за несколько дней до представления. Девушка у него на плечах попыталась схватиться за пустоту, пронзительно вскрикнула, и оба они рухнули вниз. Они упали прямо на камни набережной, между водой и, к несчастью, заасфальтированным береговым откосом. Но я уверен, что камера, да и пленка в ней, вполне выдержали бы это падение.