Если я оказалась здесь не по своей воле, значит, быть бездомной лучше?
Покачав головой, я напомнила себе, что не знаю, что они собирались со мной сделать. Это могли быть торговцы людьми или сутенеры — в Вегасе это огромная индустрия. Я не понимала, зачем им было кормить меня и устраивать в красивом номере, но кто знает, как действуют монстры.
А он был чудовищем. Убийцей.
Неважно, что Шамус был мудаком, который ужасно со мной обращался.
Неважно, что он заслуживал худшего, чем быстрая смерть.
Важно лишь то, что Максимо был способен на убийство, а это означало, что мне нужно бежать.
Верно?
Я проползла лишь небольшое расстояние на руках и коленях, прежде чем судорога сжала мой живот, лишив дыхания и возможности двигаться. Я перевернулась на спину, не сводя глаз с окружающей обстановки.
Я умру здесь.
В одиночестве.
Всегда одна.
Когда судороги утихли, я снова начала ползти.
Но не вперед.
Нет, я ползла в том направлении, откуда пришла. Туда, где я хотела быть. Насколько я знала, изначально я двигалась в сторону, все дальше в никуда, но мне было все равно.
Мои руки тряслись от напряжения, вызванного необходимостью выдерживать мой вес. Порезы были покрыты песком, который жег и раздирал и без того болезненные раны. Кожа была усеяна зудящими укусами насекомых. Бока болели, колени, казалось, вот-вот развалятся, а в животе постоянно раздавалось урчание.
Я бы убила за один из подносов с едой мистера Фредди прямо сейчас.
Используя образ аппетитного омлета и кофе, чтобы подталкивать себя вперед, я начала ползти быстрее, пока не достигла маленькой части деревьев Джошуа, возле которых отдыхала раньше.
Я иду в правильном направлении. Может быть, я действительно переживу эту ночь.
Мое продвижение внезапно прервалось, когда мое колено наткнулось на что-то острое. Оно пронзило мою и без того уже ободранную кожу, вонзившись так глубоко, что казалось, будто оно впилось в кость.
— Черт, — прохрипела я.
Я старалась быть сильной, но каждый раз, когда я переносила вес на ногу, боль усиливалась. Я села на задницу и подтянула свои грязные леггинсы. Без освещения я провела рукой по колену, но там ничего не было. Однако это не означало, что под кожей ничего нет.
Я не могла идти.
Я не могла ползти.
Я не могла ничего делать.
Просто небольшая передышка. Потом я найду способ двигаться дальше. Я буду тащить себя, если придется.
Обняв согнутые ноги, я прислонилась щекой к своему здоровому колену. Я дала своим глазам отдохнуть, позволив им закрыться, когда глубоко вдохнула.
И потому, что я сидела в тишине, я услышала это.
Дыхание.
Оно затихло, но ненадолго.
Затем хруст ветки.
Шелест кустарника.
Здесь что-то есть.
У меня свело живот, и я застыла в страшной нерешительности. Ползти ли мне? Попытаться ли сбежать, еще больше травмируя лодыжку и создавая шум, который мог бы их насторожить? Или остаться на месте, позволив какому-нибудь хищнику выследить мой запах и покончить с этим?
Я не знала, но должна была попытаться что-то сделать. Хоть что-нибудь.
Упираясь руками в землю, я попыталась встать на ноги, но не успела сделать и шага, поскольку боль пронзила лодыжку.
Я с трудом подавила болезненный крик.
Звуки становились все ближе, и я стала искать глазами хищника.
Удивление и облегчение захлестнули меня, когда я увидела тусклый свет перед тем, как появилось очертание человека.
Максимо.
— Ты пришел, — проговорила я сквозь комок в горле.
— Господи, маленькая голубка, — хрипловато прошептал Максимо, бросаясь ко мне. Его дорогие брюки и белая футболка были по-прежнему безупречны, как будто грязь не смела коснуться его. Только на его туфлях виднелись следы путешествия: черная блестящая кожа была потерта и припорошена песком. Присев передо мной, он откинул мои грязные волосы с лица. Его внимательный взгляд переходил с одной части меня на другую, изучая. — Ты ранена?
Я указала на свою ногу.
— Я вывихнула лодыжку.
— Позволь мне посмотреть, — схватив мою икру, он начал выпрямлять мою ногу, но боль свела мышцы, и я подтянула ее к себе. — Джульетта.
Я даже не подозревала, что он знает мое имя.
В ответ на его твердый тон я прикусила губу и позволила ему вытянуть мою ногу и осторожно коснуться распухшего сустава. Выражение его лица было яростным, но голос был мягким, когда он спросил: