— Хрен там хватит! — гоготала я еще пуще.
Она попросила серьезности. Я постаралась изо всех сил. Оторжавшись, вытерла слезы и встала с паласа, бормоча «это просто пиздец какой-то». Астрид хищной птицей схватилась за карандаш:
— Как ты сказала? Пиздец какой? О, это слово я часто слышала в Москве! Это сленг?
— Да, — говорю, пытаясь нормализовать дыхание.
— Давай будем писать.
— Пиши: П, И...
— О, я может быть знаю, что это. Это значит хуйня? Синоним, да?
Я вернулась на палас.
— Не, антоним, — говорю минут через пять, вытирая слезы и кое-как поднимаясь.
— О-о?!
— Ну, понимаешь, — ищу я, как лучше объяснить, — словом «хуйня» люди обозначают свое отношение к ситуации или предмету, которые субъективно не имеют большого значения, или смысла, или последствий, понимаешь? Нормативные синонимы хуйни — ерунда, чепуха.
— Да, — говорит, — очень ясно. Пиздец — это антоним, обозначает что-то великое, да? Есть большое продолжение, да?
— О Господи, нет, — я на всякий случай сползла на палас, но ржать уже не было сил, — или да?... «Пиздец» — это «капут», понимаешь?
— Какой страшный русский язык, — вздохнула Астрид, склонилась над тетрадкой, что-то старательно там изобразила и провела линию.
— Гляди, я корректно написала?
Я заглянула в тетрадь и без разговоров легла на пол. После «ЖОПЫ» в словарике появилось слово «ПИСТЕТС», красиво подчеркнутое зеленой пастой. «Я сейчас ебнусь», — сложилось в моей голове, но я мужественно прикусила язык.
А все-таки Аська — молодчина: лексику хорошо усвоила Уже готовясь покинуть Россию и с сомнением глядя на свою поклажу, она сказала, что «рюкзак получился — пиздец». Потом подошла к рюкзаку спиной, влезла в лямки и, водрузив его в полупрыжке на плечи, с облегчением резюмировала: «Хуйня. Нормально».
«Моя школа», — мельком подумалось мне. Я уже не смеялась. Я ревела в три ручья, посему как была уверена, что больше никогда с нею не увижусь.
ЧЕРНЕНЬКИЕ ШТУЧЕЧКИ
Баба Катя, возвращаясь из лавки с полными сумками еды, остановилась на полосатом месте дороги, чтобы посмотреть влево. Оттуда никто не ехал, и баба Катя стала переходить. По законам ПДД, теперь за нею было преимущество, и именно его неоспоримость сделала бабу Катю виктимной. На середине дороги она не стала смотреть вправо, а как раз справа в этот момент очень быстро ехала красная машина, похожая на пожарную, только гораздо меньше и без лестницы, производства корпорации «Субару», модель «Форестер», 1999 года выпуска, объем двигателя 2,8 мл. куб., полный привод, блокировка, турбонаддув, два аэрбэга, салон «люкс» светло-серый велюр. Все эти детали баба Катя разглядела в последний момент своего существования, прекратившегося ровно через 1/8 секунды после того, как защищенный хромированной дугой бампер «Форестера» устранил с проезжей части препятствие.
Взлетев над дорогой, баба Катя повисла в воздухе вниз головой примерно на уровне разбитого фонаря, удивляясь безнадзорности раскиданных внизу предметов. На дороге лежали ничейные триста граммов ветчины «Рулет куриный», бутылка подсолнечного масла, булка хлеба, восемь огурцов, три рулона туалетной бумаги и две сумки, одна из которых была наполовину пустая, а вторая пустая совсем. Бабу Катю неприятно поразило, что вышедший из красной машины человек, быстро двигаясь кругами и хлопоча, наступал на все эти предметы и портил их. Она хотела было сделать хлопотливому человеку замечание и защитить предметы, но отвлеклась на другое. Баба Катя увидела на проезжей части комок человеческого тела, из которого вытекало красное, пригляделась внимательнее и очумела от ужаса. Раньше она никогда не видела задавленных на дороге людей, и теперь ее затошнило с непривычки. Бабу Катю вырвало прямо под ноги хлопотливому человеку. Часть блевотины попала и на капот красной машины «Субару Форестер».
Человек поднял голову и увидел старуху, которая болталась невысоко в небе прямо над местом ДТП.
— Ну и какого рожна мы тут блюем? — спросил человек раздраженным голосом.
— Бу-у-ээээ-ээээ, — ответила баба Катя и человек едва успел отпрыгнуть, однако несколько мелких фрагментов бабы Катиного ответа угодило ему на ботинки. Человек инстинктивно глянул на свою обувь и распознал на ней кусочки непереваренной капусты.
— Бабка, ты попала, — сказал он.
— Попала, сынок, попала, — отозвалась с неба баба Катя, — я ж в Отечественную снайпершей была.
— Вот же гадство, — сказал человек. Баба Катя промолчала, потому что отвечать ей было уже нечем.
— Сынок, ты б мне помог? — сказала она через какое-то время.
— Тебе теперь можно не помогать, — отозвался человек, с интересом разглядывая то, из-под чего до сих пор сочилось, — кровищи-то в тебе сколько, а!
— Мы все полнокровные, да, — сказала баба Катя, — весь наш род. Это по матери. А которые по отцу, те похлипше были. Вот брат мой, Федька, Царствие ему небесное, в отца пошел, а мы все — в мать. Очень полнокровная была женщина, Царствие ей небесное.
Помолчали.
— Сынок, помоги мне, а? — опять негромко позвала с неба баба Катя.
Человек посмотрел вверх.
— Мать, ты бы платье поправила.
Баба Катя, все так же висевшая в воздухе вниз головой, обернулась и увидела над собой свои синие старушечьи ляжки, торчащие из розовых панталон. Платье действительно сбилось: оказывается, это его подол, надуваемый ветром, то и дело залепливал бабакатино лицо, мешая ей смотреть на дорогу.
— Как-то вообще-то странно, — заметила баба Катя, одернув платье и придерживая подол.
— Да уж, — отозвался человек.
— Я, сынок, про вот что говорю: платье-то почему вниз тянет?
— Закон всемирного тяготения, — пожал плечами хозяин «Форестера».
— Вот и я про то же, — задумчиво сказала баба Катя, — на платье-то закон действует, а на меня — нет. А платье-то на мне. Я-то в платье.
— Так на тебя как он подействует, — ввязался в разговор проходивший мимо мужчина средних лет, — ты же скончалась. На скончавшихся не действует.
— Вот оно как, — сказала баба Катя.
— Ну да, разумеется.
Остановилась молодая женщина с мальчиком лет пяти.
— Смотри, сынок, бабушку задавило, — она показала мальчику скомканную на дороге старуху, — хочешь, поближе подойдем?
— А вон, вон, мама, смотри, голая бабка в небе! — закричал ребенок, тыча пальчиком. Баба Катя совсем забыла про подол и стыдливо прихлопнула его руками к ляжкам.
— Она не голая, просто платье у нее задралось вниз.
— А почему?
— Видишь ли, на платье действует закон всемирного тяготения, — объяснила мать.
— А вот у меня тоже раз был случай, — все посмотрели на спортивного молодого человека, ехавшего было мимо, но теперь остановившегося и уже слезавшего с велосипеда, — в горах. Ка-а-ак сошла лавина, так всех камнями и задавило.
— А ты как спасся? — спросили все.
— Да, сынок, ты-то как? — спросила и баба Катя.
— А меня тоже задавило.
— Совсем? — уточнил хозяин «Форестера».
— Мгновенная смерть, — кивнул спортивный юноша.
— Такой молоденький, — опечалилась мать с ребенком.
Опять помолчали. Подошел милиционер.
— По какому случаю стоим молчим? — спросил он.
— Да вот, молодого человека в горах камнями задавило, — отозвалась сверху баба Катя.
— Вот оно что, — сказал милиционер, глядя на велосипедиста с сочувствием, — ну-ну. Бывает.
— Да-а-а, — протянул мужчина средних лет, — чего только не бывает. Меня вот дружбан на охоте ухлопал, падла. Говорит, думал, кабан.
— Вы не похожи на кабана, — с сомнением оглядела убитого на охоте молодая мать.
— Так и я про что говорю, — охотник достал из кармана пиджака пачку «Союз-Аполлона», — совсем я не похож на кабана.
— А я при родах умерла, — сказала женщина, хотя ее никто и не спрашивал, — вот этого вот когда рожала, — с неожиданной злостью она хлопнула ребенка по затылку и мальчик тихо заскулил.