Перемыв посуду после обеда, я замочила миндальные, греческие, сосновые орехи и семена кунжута, замочила овёс и поставила всё возле окна, где было прохладнее. Ореховую кашу по рецепту мастера Стефана я планировала подать к ужину, а потом… потом… Меня бросало в жар при одной мысли, что потом мы с герцогом останемся в доме одни, и я буду помогать ему принимать ванну…
Кажется, герцога тоже не отпускали мысли о предстоящем вечере, потому что во время прогулки, когда мы ходили туда-сюда по садовым дорожкам, он не отпускал мою руку. Он то ласково пожимал мои пальцы, то очень нежно поглаживал ладонь, и болтал такие милые глупости, что я была рада, что он не видит, потому что краснела до ушей.
- Понимаю, что не могу просить о многом, - шептал он когда мы проходили между кустами сирени, который – увы! – не могли спрятать нас от бдительного Эбенезера, потому что на них не осталось ни единого листочка, - но хоть один поцелуй вы разрешите? Хотя бы один поцелуй?
- Поцелуй разрешу, - ответила я тоже шёпотом, хотя Эбенезер не мог нас услышать, потому что следил за нами из окна дома.
- А… два поцелуя? – тут же спросил герцог. – Где два, там и один. Верно?
- Вы точно герцог? – упрекнула я его. – Ведёте себя, как заправский лавочник. Торгуетесь, как за каждый серебряный талер.
- Поцелуи – не талеры, - возразил де Морвиль. – Значит, два поцелуя? Вы ведь не будете жестоки, Сесилия?
- Не буду, - притворно вздохнула я. – Хорошо, будут вам два поцелуя. Считайте, что сегодня я добрая.
Мы миновали сиреневые кусты, свернули обратно к дому, и тут герцог спросил:
- А… если три, Сесилия?
Это было и смешно, и трогательно. У меня на глаза наворачивались слёзы, и я поспешно смахнула их, чтобы ни Эбенезер, ни тем более герцог ничего не заметили. Должно быть средство, чтобы преодолеть злое колдовство. И должен быть человек, который с ним справится. Завтра я займусь этим. Я уже знаю, где начать поиски. И если я найду этого проклятого колдуна, который осмелился навредить Ричарду, то я… то я…
Нет, я не придумала, как страшно наказать этого мерзавца. И вряд ли смогла бы что-то сделать против того, кто владеет чарами, неподвластными обычным людям. Но ещё я знала, что не могу просто ждать, когда наступит день дуэли. Не могу позволить виконту Дрюммору- этому подлому, трусливому сплетнику - взять и убить самого лучшего, самого благородного человека из всех, что я знала. Я обязана что-то предпринять. Даже не что-то, а сделать всё, что в моих силах.
Ужин я опять готовила в присутствии герцога, рассказывая, что делаю и зачем. Я рассказала ему о новом блюде для королевского меню, расписала целебные свойства овса и орехов, припомнила два-три дядюшкиных рецепта, которыми он умудрялся вылечить те болезни, что считались неизлечимыми.
- Самая сложная область – голова и душа, - объясняла я де Морвилю, пока промывала замоченные орехи и по очереди толкла их в кашицу в каменной ступке, подливая понемногу воды, чтобы получилось ореховое молоко – сладковатое, бархатистое, нежное, как сама нежность. – Здесь всё неизведанно, всё непонятно. Никто не знает, почему человеческое сердце способно чувствовать, и как лечить сердце, когда оно печально, когда страдает. То же и с головой – тягостные мысли, порой, приносят больше вреда, чем открытая рана. То, что открыто – всегда лечить проще. Что закрыто – сложнее. Но и интереснее. Так говорит мой дядя.
- Значит, у вас это семейное, - заметил герцог. – Мне нравится, когда люди горят своим делом. Уважаю таких людей.
- Вы правы, милорд, - согласилась я. – Но хорошо бы не сгореть, когда горишь. Именно это случилось с моим дядей.
- Мне жаль, - сказал он.
- О, не жалейте, - тут же возразила я. – Благодаря вам, нас не надо жалеть, нам надо позавидовать. Мы счастливчики, если говорить честно. Я бы даже сказала – родились с серебряной ложкой во рту, - тут я сунула серебряную ложку себе в рот, чтобы попробовать, каким получилось миндальное молоко. – М-м-м! – промычала я. – Пища богов! Хотите попробовать? Миндальное молоко самое вкусное. Миндаль – король среди орехов. Такая пища как раз для вашей светлости.
- Овсянка? – рассмеялся герцог. – Вообще-то, это – пища простолюдинов.
- Но когда она сварена на миндальном молоке, она становится достойной и ангелов небесных, - я ополоснула ложку, зачерпнула ложечку миндального молока и поднесла к губам де Морвиля. – Попробуйте и оцените сладость. Мы добавим ещё немного мёда…
Глядя, как Ричард пробует предложенное угощение, я испытала самые настоящие муки. Хотелось просто обхватить герцога за шею и поцеловать и три раза, и четыре, и ещё больше… И не только поцеловать…