- Тогда уговори герцога де Морвиля жениться на мне, – сказала Винни и сама схватила меня за руки и сжала. – Сесилия, это решит все проблемы. Не будет дуэли, никто больше не скажет дурного про милорда, а я… я обещаю тебе, что буду заботиться о нём, как и положено верной и любящей жене.
Наверное, если бы Виннифред крикнула слуг, чтобы меня схватили и отправили прямиком в полицейский участок, я была бы потрясена меньше.
Она продолжала держать меня за руки, заглядывая в лицо, а я стояла, как будто меня молния ударила – ударила в самое сердце. Прицельно, почти насмерть.
Хочет стать любящей и верной женой герцогу де Морвилю… Ричарду… Дику… <em>моему</em> Дику…
Только что лгала, утверждая, что между мною и герцогом де Морвилем ничего кроме уважения и благородства. И убеждала саму себя, что не лгу, что это правда. А когда другая заявила на герцога права, мои уважение и благородство сразу же испарились. Захотелось крикнуть Винни что-нибудь обидное. Расхохотаться ей в лицо. Сказать, что герцог де Морвиль любит только меня, и на другую не посмотрит.
Впрочем, он теперь ни на кого не посмотрит… Злое колдовство лишило его зрения… И я, скорее всего, была этому причиной. Правильно сказала королева Гизелла, что всё из-за меня. Все несчастья герцога лишь из-за меня.
- Очень мило с твоей стороны, - с трудом произнесла я, пересиливая себя, чтобы не вырваться из рук Винни, которые сейчас казались мне паучьими лапами. – Но как же проклятие? Ты ведь так боялась его…
Вот уж не думала, что буду хвататься за сплетни о проклятии герцога де Морвиля, как за спасительную соломинку. Но сказать открыто о своих чувствах к нему я не смогла. Может, из осторожности, а может, из-за стыда. Трудно признать, что лжёшь не только окружающим, но и самой себе.
- Если я стану женой милорда де Морвиля, то она снимет проклятие, - сказала Винни очень мягко.
Каким-то образом теперь получалось, что это она меня утешает, а я… а я готова была расплакаться.
Но слезами не поможешь…
- Ты говоришь про леди Идалию? – уточнила я, напоминая себе, что раскисать не время. – Это она заколдовала герцога?
- Да, - Винни посмотрела мне прямо в глаза.
- Но… как? Винни, у неё никогда не было подобных интересов! Откуда вдруг взялось это колдовство?
Моя подруга грустно покачала головой и поёжилась, как от холода, хотя на ней был тёплый плащ.
– Мы многого о ней не знали, - сказала она, и в её голосе я услышала страх. - И ты многого не знаешь, Сесилия. Будет лучше, если герцог согласится на свадьбу. От этого выиграют все. Обещаю, что я тебя не забуду, и тебе не придётся больше прятаться… вот так жалко… - она посмотрела на моё грубое платье, а потом коротко вздохнула: - Дуэль послезавтра. У нас мало времени. Попробуй убедить герцога. Ты всегда что-то придумывала, у тебя получится. А теперь лучше уходи, а то скоро придёт мама… Она поехала к королевскому ювелиру, хочет купить новые драгоценности к свадьбе. В прежних меня уже видели, надо что-то новое.
Уходила я снова через кирпичную ограду, но на этот раз лезла через неё, как во сне. Я мало что замечала вокруг, потому что в голове крутилось только одно: дуэль послезавтра… для всех будет лучше, если герцог женится… тогда леди Идалия снимет проклятие…
В самом деле, вряд ли леди Идалия захочет, чтобы её зять оставался слепым. Красота её дочери заслуживала того, чтобы на неё любовались. И пусть леди Идалия желала бы видеть мужем Винни виконта Дрюммора, если жених поменяется, ведьме ничего другого не останется, как принять его в семью. А если ещё Винни попросит за мужа, то неужели заботливая матушка проигнорирует её просьбу? В том что леди Идалия была заботливой матерью, я не сомневалась. Всегда, при любых обстоятельствах она отстаивала интересы дочери. Это тоже любовь. Слепая, родительская любовь, когда матери кажется, что она знает, что лучше для её ребенка. И в жернова этой любви попали Ричард и я…
До дома герцога я добралась, совершенно не зная, что мне делать. Всё во мне противилось тому, чтобы отдать Дика своими руками другой. Пусть даже этой другой была Винни. Нет, тем более что это была Винни. Лучше промолчать. Ричарду не надо знать об этом разговоре.
Едва я так решила, как тут же почувствовала себя отвратительной эгоисткой.
А если бы это я потеряла зрение, и ради моего спасения Ричарду надо было принести что-то в жертву? Что бы он выбрал? Оставил бы меня на всю жизнь в темноте, но зато был бы рядом со мной? Или предпочёл бы потерять собственное счастье, отдать меня другому, но чтобы я снова могла видеть свет, лица людей, чтобы не осталась беспомощной калекой?