Часы мерно отстукивали секунду за секундой, я согрела воды и заварила себе мятного чая, чтобы подкрепить силы и успокоить дух.
Надо сообщить дяде о симптомах… Но как это сделать?..
Стрелки приближались к полуночи, когда в коридоре послышались голоса. Мужские – недовольные и строгие, и женский – ещё более недовольный и строгий. Звучание этого голоса взбодрило меня лучше, чем любой самый крепкий чай, потому что это был голос леди д`Абето.
Я распахнула дверь в тот самый момент, когда тётушка герцога говорила:
- Мне нет никакого дела до королевского приказа. Я о нём и не слышала. А девушке надо поесть и умыться… - тут она посмотрела на меня, стоявшую на пороге, и добавила: - Даже если тебя завтра казнят, всегда приятнее быть сытым и в свежей перемене белья. Вы же, наверное, и покормить её не удосужились?
- Конечно, нет, - отозвалась я с порога. – Спасибо, что позаботились обо мне, дорогая леди д`Абето.
Она держала корзинку, прикрытую салфеткой, вышитой белой сквозной гладью, и я протянула руки, чтобы принять корзинку, но стражники скрестили алебарды, преградив нам путь.
- Сначала надо доложить обо всём их величествам, - сказал старший.
- Это обязательно, - холодно согласилась леди д`Абето. – Обязательно доложите. Сейчас полночь, самое время разбудить измученных и уставших женщин, чтобы спросить, можно ли передать кухарке кружевные панталоны и кусок хлеба с маслом.
Я прикрыла лицо рукой, чтобы не было заметно, как кривятся у меня губы, потому что после слов тётушки герцога из меня лез нервный дурацкий смех.
Но аргумент подействовал, и стражник разрешил передать мне корзину, со всей серьёзностью осмотрев её содержимое – беленькие атласные штанишки, явно не моего размера, и свёрточек из вощёной бумаги, в котором оказались несколько ломтиков поджаристого хлеба с тонким слоем масла и яблочного мармелада.
- Как здоровье его величества? – участливо спросила у меня леди д`Абето, пока стражник возился с корзинкой.
- Божьей милостью, - ответила я и торопливо заговорила: - жар, животик мягкий, безболезненный, на второй день после коронации появилась сыпь. Сначала на животе, потом распространилась по конечностям, лицо чистое… - я говорила, глядя на тётю герцога с отчаянием и гадая, сможет ли она запомнить всё.
Лучше было бы передать запиской… Но разве у меня будет возможность написать её?
Я договорила и выдохнула, и леди печально и торжественно кивнула мне в ответ:
- Желаю его величеству скорейшего выздоровления и молюсь, чтобы небеса помогли как можно скорее. Завтра утром я принесу вам завтрак и свежую рубашку.
- Вы очень добры, - произнесла я, чувствуя, что вот-вот расплачусь.
Значит, есть надежда, что завтра утром дядюшка определит, что за болезнь поразила короля. Конечно, ставить диагноз через третьи руки – тяжело и рискованно. Но вдруг это какая-то очень знакомая дяде болезнь…
- Спокойной ночи, - пожелала мне леди д`Абето, шагнула прямо под алебарды стражников, которые не успели её остановить, и обняла меня.
Это был странный порыв, но я сразу поняла, что это было сделано не от внезапной чувствительности. За край корсажа мне была засунута записочка, и я задрожала от нетерпения, мечтая поскорее её прочитать.
Смерив охрану высокомерным взглядом, леди д`Абето удалилась, даже не оглянувшись, а я тихонько вернулась в комнату. Королева и фрейлины спали, мягко горел ночник, было слышно тяжёлое дыхание короля… Я поставила корзинку на пол, повернулась к свету и быстро достала записку.
Там было всего несколько слов, написанных знакомым мне почерком:
«Ничего не бойся, я рядом, люблю. Р».
Ричард… У меня заколотилось сердце и в глазах защипало от накативших слёз. Милый, хороший, добрый Ричард…
Я побоялась сжигать записку, чтобы запах дыма не потревожил моего маленького пациента, поэтому, поколебавшись пару секунд, засунула бумажку в рот, разжевала и с трудом проглотила. Теперь оставалось лишь ждать.
До утра я почти не сомкнула глаз, наблюдая за королём, давая ему пить, укачивая, меняя мокрые от пота пелёнки.
Утро я встретила с красными глазами и тяжёлым сердцем, потому что легче малышу не стало. Мне казалось, что жар усилился, да и сыпь поползла по груди и шее, подбираясь к лицу.
Только бы дядя смог определить диагноз… Только бы леди д`Абето ничего не забыла…
Часы отсчитывали минуту за минутой, час за часом. Королева Алария проснулась, я доложила ей о младенце, потом фрейлины увели её умываться, одеваться и завтракать, потом пришли фрейлины королевы Гизеллы – спросить, как чувствует себя король. Потом вернулась её величество Алария, приближался полдень, а леди д`Абето всё не приходила. Улучшений в состоянии маленького короля я не наблюдала, и совершенно не знала, что мне делать. Оставалось только одно – обтирать, смазывать сыпь маслом карите, проветривать комнату, поить, кормить жидкой кашкой и бульоном, молиться и ждать.