Он снова простонал, а я совсем осмелела и положила ладони на его ягодицы. Мышцы были напряжены, и заиграли под кожей, когда Ричард снова чуть отстранился от меня, а потом подался вперёд, проникая ещё глубже, чем в первый раз, хотя это казалось невозможным.
- Ли! – выкрикнул он, и я вздрогнула от неожиданности, потому что не ожидала этого яростного крика, и того, что Ричард назовёт меня домашним прозвищем.
Потом последовал ещё один толчок, и снова раздался громкий гортанный вскрик, и от этого вскрика у меня всё внутри сладко ёкнуло и заныло, требуя продолжения и более быстрого темпа. Я подтолкнула Ричарда под ягодицы, подсказывая, чтобы двигался смелее, и получила ещё несколько великолепных толчков, которые разбудили во мне какое-то ненасытное до любви чудовище.
Я уже сама извивалась, стараясь податься навстречу, ловя ритм движений, и тоже постанывала, прикусив нижнюю губу.
- Люблю… люблю!.. – выкрикивал Ричард при каждом движении, и я запрокинула голову, потому что хотела в этот момент близости увидеть его лицо.
Он тоже потянулся ко мне, пытаясь поцеловать, но никак не получалось, потому что я только и могла, что тыкаться лицом ему в грудь, а он – целовать меня в макушку.
- Подожди, - выдохнула я, немного придя в себя. – Ляг на спину.
Теперь мне пришлось повторить трижды, прежде чем он понял.
Мы поменялись местами, и сейчас я могла видеть своего дорогого, любимого герцога целиком и полностью – от белокурой макушки и горящих глаз до… до того самого, что связало не только наши сердца, но и тела.
- Ты… что… задумала? – спросил Ричард, прерывисто дыша.
- Так будет легче и тебе, и мне, - шепнула я ему и села на него верхом, шалея от собственной смелости.
Куда там «бесстыдной» картине в дядюшкином кабинете! Сейчас мы устроили куда более бесстыдную картину. Бесстыдную, но ещё и прекрасную. Потому что то, что происходило между мною и Ричардом – это было прекрасно. Я знала это. Знала всем сердцем.
Мы снова стали единым целым, и я снова ощутила, как любовь Ричарда наполняет меня изнутри – тесно, горячо, до конца. Но теперь двигалась я, а не он. И я могла выбирать ритм и глубину, и могла податься вперёд и поцеловать его…
Герцог схватил меня за бёдра, приподнимая легко, как пушинку, и я словно полетела над ним, помчалась вскачь, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее, всё безумнее.
- Сесилия!.. Только… не останавливайся!.. – выкрикнул он, уже подкидывая меня в бешенном темпе и так же бешено двигая бёдрами.
Я опиралась на его руки, насаживаясь всё глубже и глубже, всё сильнее и сильнее, и видела то, чего мой любимый не мог видеть – как картина полыхнула синими и алыми языками пламени. Это пламя тянулось к нам, зло и жадно лизало металл противня, но не могло преодолеть преграды.
Ричард вновь простонал, и я перевела взгляд на его лицо, преображённое страстью. Он выкрикивал моё имя, хватал ртом воздух, сжимал мои бёдра до синяков, а потом гортанно вскрикнул и выгнулся всем телом, вжимая меня в себя, содрогаясь, и бисеринки пота блестели на его лбу и висках.
Он сел, обнимая меня так крепко, что мне не хватало дыхания, и мы покачивались в объятиях друг друга, постепенно возвращаясь с небес на землю. Ричард целовал меня в макушку, что-то шептал – кажется, благодарил, гладил меня по затылку, а я смотрела на горевшую картину. Она ничуть не пострадала от огня. А огонь становился всё слабее, языки пламени бледнели, угасали, таяли, а потом исчезли совсем.
Ночь принадлежала нам, и мы валялись в постели, целовались, клялись друг другу в любви и верности, и пару раз повторили то, что так успешно получилось в первый раз.
Картина больше не вспыхивала, и к утру я позабыла думать о ней.
Часы показывали половину четвёртого, когда я задремала, прижимаясь к Ричарду и обнимая его, а он что-то говорил о любви, о счастье, и о том, что всё теперь будет хорошо.
Всё будет хорошо! – с этой мыслью я проснулась, когда сквозь щёлку между шторами уже лился серый утренний свет зимнего утра.
Конечно, всё будет хорошо. Иначе не может быть.
Так я думала, тихонько выбравшись из постели, чтобы не разбудить спящего жениха.
Жениха! Уже трижды мужа!
Я с улыбкой полюбовалась на спящего Ричарда, натянула рубашку, на цыпочках сбегала в ванную комнату, умылась и привела себя в порядок. Когда я вернулась в комнату, Ричард ещё спал, и я воспользовалась этим, чтобы взять с противня портрет Беатрис Ратленд.
- Вот и кончилось ваше колдовство, - шёпотом сказала я её изображению, прежде чем спрятать картину за комод.