– Иди ко мне, девочка моя! – добавила я.
И она, поднявшись на ноги, пошла.
Пока Анаис поднималась по ступеням, я окинула быстрым взглядом кривоватые дома неподалеку – одно- и двухэтажные, деревянные, с покосившимися ставнями и редкими стеклами в окнах. За ними на невысоком холме возвышался еще один квартал, явно побогаче – встречались и трехэтажные гиганты с красной черепицей крыш, – а вдали золотели далекие шпили храмов.
Затем я подняла глаза и уставилась на садившиеся солнца.
Первое из них – Иртэ.
Потому что было еще и второе – Врон, память Лорейн подсказала.
И да, у меня пропали последние сомнения в том, что я попала в другой мир.
Впрочем, сейчас меня это мало волновало, потому что ко мне подбежал мой ребенок. И я обняла девочку, подхватив ее на руки и прижав к себе.
Она показалась мне очень худенькой и слабой. Тут Анаис всхлипнула, и по ее чумазому личику с тонкими чертами – из нее вырастет настоящая красавица! – потекли слезы. И я прижала ее к себе еще сильнее, а потом принялась гладить по спине.
– Мама! – выдохнула она мне в ухо, на что я тоже не удержалась от слез, хотя не хотела, не собиралась плакать.
– Мама, – повторила я. – Да, я твоя мама! А ты моя дочь, и я больше никогда… Обещаю, никогда не дам тебя в обиду!
Девочка продолжала всхлипывать, но я гладила и покачивала ее так долго, пока она не успокоилась.
– И вот еще, – сказала я даже не ей, а самой себе, – у нас с тобой все будет хорошо! Да, впереди нас ждут непростые времена, – потому что я понятия не имела, куда мне идти и что делать в этом мире двух солнц, – но мы обязательно справимся.
Наконец, Анаис затихла на руках, пристроив голову на мое плечо. Кажется, она уснула. Но и это добавило тревог, потому что мне казалось, будто бы девочка слишком горячая.
Я не могла понять, был ли у нее жар, или же это я промерзла в подземелье настолько, что чувствовала идущее от Анаис тепло даже через ее замызганное круженое платьишко и собственный громоздкий наряд. Дома я бы обязательно достала из аптечного ящичка градусник, а потом, если бы понадобилось, и жаропонижающее.
И, конечно же, сразу же вызвала доктора.
Зато сейчас я не представляла, что мне со всем этим делать. Да, у меня был мешочек с монетами, и это вселяло надежду на то, что нам его хватит на первое время.
Правда, я понятия не имела, сколько в нем денег. И еще – не отберут ли его у меня, потому что в просвете между ближайшими домами показался отряд всадников.
Они направлялись к каменному зданию цитадели, и я решила, что оставаться мне здесь не стоит. Мало ли, кто-нибудь узнает во мне жену великого и ужасного заговорщика, и даже выданная королевским магом бумага меня не спасет?!
Поэтому, прижимая к себе Анаис, я побрела в противоположную от приближавшегося отряда сторону. Куда-то вбок, к ближайшим домам.
Шла, размышляя, что мне делать дальше и как позаботиться о своей дочери.
Глава 2
Я брела по малознакомому, наводившему на меня ужас городу. Почти его не знала – в голове время от времени появлялись редкие проблески воспоминаний, приносившие с собой нечеткие названия и смазанные картинки.
И все потому, что память Лорейн Дюваль так до конца и не стала моей.
Наоборот, пришедшая во время допроса, а потом вывалившая целую россыпь воспоминаний после того, как я покинула цитадель, она тоже… стремилась меня покинуть.
С каждым новым шагом по пыльной земле – потому что об асфальте здесь могли только помечтать, – с каждой минутой в этом мире, чужая память уходила от меня все дальше и дальше.
Мне казалось, что Лорейн Дюваль тоже удалялась, отправляясь куда-то к своим Богам, оставив меня здесь со своей дочерью. А еще разбираться со своей жизнью, потому что ее время истекло.
Но я собиралась это делать – растить ее дочь, ставшую моей, и разбираться с ее жизнью, – потому что у меня попросту не было другого выхода.
Правда, сейчас я чувствовала себя загнанной в угол и ужасно одинокой. Шла по узким, пропахшим нечистотами улицам бедного квартала, мимо кривоватых, покосившихся домов, неся Анаис на руках – хотела поскорее выбраться из этого места, – и изо всех сил пыталась вытащить из ускользающей чужой памяти хоть что-то…
То, без чего в этом мире нам не выжить.
Из подворотен время от времени высовывались худые собаки, шнырявшие в поисках еды, глядели на меня голодными глазами. Иногда показывались такие же худые и оборванные обитатели бедного квартала.
Пару раз ко мне даже подходили. О чем-то спрашивали, но я лишь качала головой. Похоже, на моем лице было написано что-то такое, из-за чего меня оставляли в покое.