Мира заскрипела зубами.
— А я пойду! И пойду с мальчиком! С самым красивым!
Тут уж некоторые ученицы едва не попадали со смеху.
— Посмотри на себя! — Моника больно ткнула Мирабеллу пальцем в плечо. — Ты похожа на нищего мальчишку! Лишайного! Кто пойдет с тобой? Не родился еще такой идиот!
Мира сжала кулаки и нахмурилась. Эллен сказала, что она не должна использовать гримуар для мести. Но уж Монику она поставит на место! Моника заслуживает самой ужасной на свете мести, самых отвратительных мучений!
— Я не только пойду на бал с юношей, — срывающимся на слезы голосом произнесла Мирабелла. — Но и стану мисс Осень! Ясно тебе, Моника? Я тебе еще покажу!
— Сейчас описаюсь от страха! Заметано, Мира! — Моника горделиво усмехнулась. — Ты мерзкая свинья… Уже хочу взглянуть на твое платье, сшитое из мешка картошки, ведь твоя сумасшедшая мамка не дает тебе ни копейки карманных!
Мира очень хотела дать ей в нос, но знала, что есть способ мести и получше. Развернувшись, она быстро, спотыкаясь, побежала в класс, слыша, как вслед ей доносится смех мерзких девчонок, и уже заранее наслаждаясь вкусом мести. Гримуар — это безоговорочное могущество, власть над всем, что существует, и даже над тем, что можно лишь представить. И разве имея в руках такую силу, можно проиграть простой мерзкой Монике?
Нет, совершенно очевидно, Мирабелла одержит победу в этой войне. Моника будет скрипеть зубами. Может, даже заплачет. Как же Мира мечтала увидеть ее мерзкое, вымазанное в косметике рыло зареванным! Как же мечтала увидеть отчаяние и печаль в ее глазах, увидеть, как она мерзко, будто жаба, кривит свои губы-вареники! Услышать хриплые рыдания, доносящиеся из ее груди! О, это будет музыка для ушей Миры!
На уроке ни о чем другом думать Мира не могла. На последней странице тетрадки она набросала список того, что ей нужно было сделать. По пунктам шло: найти парня, придумать платье, научиться танцевать… найти заклинание, которое точно позволит ей победить… попросить Катрин или Беатрис обучить ее манерам!
После занятий Мирабелла помчалась в поместье, почти не чувствуя ног от восторга. Ворвавшись в него, как буря, и едва не снеся Виктора с ног, она громко и быстро выложила все, что было у нее на душе, и потребовала у испуганных и растерянных друзей выдать местонахождение принцессы Беатрис. Нежная Катрин сказала, что принцесса наверняка в комнате раненного гвардейца, а после хотела что-то добавить, но Мира уже не слышала ее, взлетая вверх по лестнице и со всех ног несясь к упомянутой спальне.
Но в комнате ее настроение резко переменилось.
Принцесса Беатрис, бледная и усталая, сидела в головах кровати и отжимала трясущимися руками полотенце. Миру потрясло то, какие это были руки, и как они были не похожи на руки принцессы пару дней назад. Пальцы покраснели и распухли, вокруг ногтей были трещины, и принцесса дрожала так, что, казалось, вот-вот упадет. Да и лицо ее опухло и отекло, растеряло свою феноменальную красоту, и печать усталости глубоко залегла в ее ясных глазах. Хуже выглядел только бедный гвардеец, в котором едва-едва теплилась жизнь.
— Беатрис? — позвала Мира, медленно входя в комнату и чувствуя неприятную сухость в горле. — Ты чего? Выглядишь так, словно два дня не спала.
— Как же я могу спать, милая герцогиня? — всхлипнула Беатрис, взглянув на нее. — Доменико совсем плох…
Мира удивленно хлопала ресницами. Она не давала гвардейцам имен и теперь не понимала, откуда они могли взяться.
— Уж сколько дней прошло, а не становится нисколечко лучше, — продолжала жаловаться Беатрис, смывая полотенцем пот со лба раненого. — Я не могу отлучиться и на мгновение, Доменико нужно постоянное внимание, в любой момент может стать хуже…
— Но Беатрис! — воскликнула Мира. — Я же создавала тебя ненавидящей гвардейцев! Тебе должно быть все равно на него!
— О, нет! — Беатрис в ужасе вскочила на ноги, слегка качнулась от усталости, но устояла. — Как вы можете! Бедный Доменико, он не сделал ничего плохого! Он пошел на эту работу, работу гвардейцем, потому что у него не было другого выбора, да и мой отец хорошо платил… ради меня он бросит службу, женится на мне, и мы заживем вместе! Он будет защищать меня от отца! Если он выживет, конечно… Ах, Доменико…
Мирабеллу трясло от гнева.
— Нет! Нет, ты глупая кукла! Что ты городишь? Гвардейцы злые, у них нет имен! Ты их ненавидишь! Я так сказала!
— Доменико делал это ради своей матушки и сестрички…
— Я этого не выдумывала! — Мира топнула ногой. — Почему ты меня не слушаешься? Я тебя создала! Ты должна играть так, как я хочу! Я тебя сделала!
— Меня сделали в Китае, — парировала Беатрис. Мирабелла впала в истерику, затопала ногами, заплакала. Даже в мире, созданном ей самой, все вышло из-под контроля! Ей стало казаться, что все, что она делала для поместья, бессмысленно, и что этот счастливый, прекрасный мир скоро станет совсем не отличимым от мира реального. А все из-за глупой Беатрис, которая ослушалась герцогиню!
— Глупая, глупая кукла! Я хочу, чтобы ты исчезла!
— Даже если бы я хотела, я бы не смогла, — пожала плечами принцесса. — Легко создать заклинание, но сложно его развеять.
— Тогда убирайся из моего дома!
— Вы выгоняете меня, герцогиня? Выгоняете на верную смерть от рук гвардейцев, или на заключение в казематах моего отца? А Доменико? Без ухода он умрет, по-настоящему умрет, герцогиня. Вы допустите это?
— Заткнись, тупая Барби! Мерзкая свинья! — Мира чувствовала себя абсолютно беспомощной в этой ситуации, и ненавидела ситуацию за это. Она была совершенно уверена, что полностью контролирует своих выдуманных друзей, и впала в ужас от краха своей уверенности. Она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью, и бросилась к Эллен, в ногах которой истерично разрыдалась. Эллен не спрашивала, что случилось, она достаточно хорошо слышала крики Миры из соседней спальни. Вместо разговора она обнимала и гладила ее, целовала уродливое от гнева лицо, прижимала к своему по-матерински мягкому телу, кутала в свое одеяло, а когда Мирабелла чуть-чуть успокоилась, Эллен дала ей напиться и поцеловала в мокрую от слез щеку.
— Полно, моя тыковка.
— Она выдумала ему имя! Как она смела? — уже не плача, но все еще злясь, воскликнула Мира. — Вот стерва! Это мой мир! Не ее! Мой! Мое!
— Это ваш мир, но Беатрис не посягала на ваши права создательницы, — возразила Эллен. — Я думаю, те вещи, которые не придумали вы, были созданы сами собой. У каждого гвардейца есть имя, характер и прошлое. Это естественно. Не может существовать человека без имени и воспоминаний. Не злитесь на Беатрис.
— Но она же еще и возится с ним! — теперь Мира пыталась разжалобить Эллен, искала в ней поддержку, хотела, чтобы и Эллен осуждала Беатрис. — Как это так? Я придумала, что она их ненавидит!
Эллен вытерла ее лицо носовым платком и посадила на свои колени.
— Милая герцогиня, я смею предполагать, что как только нам была дарована жизнь, мы перестали быть заложниками… вернее, созданиями вашего разума. Теперь мы тоже можем думать. И наши личности могут меняться под влиянием внешних воздействий, как и личности людей. И в руках Беатрис не злой гвардеец, а раненный юноша, который раскаялся в своих деяниях. И они любят друг друга.
Мира собралась опять заплакать.
— Это нечестно! Нечестно! И что мне делать? Я обречена не вечное одиночество!
— Зачем же одиночеству быть вечным? — не поняла Эллен. — И откуда вообще ему взяться? У вас вон сколько друзей!
— Если я не могу управлять вами, значит вы мне не друзья! — воскликнула Мира, поняла, что хотела сказать совсем не то, и поспешила объясниться. — Я имею в виду, что обычные люди со мной не дружат, и вы не будете…
— Ах вот оно что! — воскликнула Эллен. — Вы думали, мы дружим с вами только потому, что вы придумали, что мы ваши друзья? О моя тыковка, как вы ошибаетесь! Все это время мы дружили с вами потому, что вы действительно хорошая девочка. Мы правда ценим то, что вы сделали для нас. Ведь вы нашли меня на помойке, отмыли, сшили мне свою одежду, и всегда обращались со мной бережно. Вы сшили для Катрин это чудесное платье. Вы пришили фон Брауну глаз. Возможно, Беатрис не привязана к вам так сильно, как мы, потому что еще не успела понять, что вы чудесная девочка, но и она остается в вашем доме не потому, что вы ее заставили.