– Еще несколько подтяжек, Аллегра, и мне придется менять твое свидетельство о рождении,– ядовито заметил папа. – Своему пластическому хирургу ты уже обязана больше, чем нам с мамой.
– Можно подумать, все так просто! – огрызнулась моя старшая сестрица.
– Аллегра! Мартин! – воскликнула мама, извинительно глядя на Джонатана.
Тут я заметила, что Эмери, потягивая воду из стакана, сильно морщится. Она всегда выглядела так, будто ей слегка нездоровится. Будто на ее хрупких плечах лежит тяжким бременем вся несправедливость жизни. Однако сегодня ее вид прямо-таки пугал.
– Эмери,– шепнула я,– когда миссис Ллойд принялась убирать со стола грязные тарелки. – Ты нормально себя чувствуешь? Как тебе лазанья?
– Ммм…
Эмери удивленно взглянула на полусъеденную лазанью, словно только теперь ее заметила. Обычно она ела как лошадь, при этом никто не замечал, каким образом еда исчезает с ее тарелки.
– Думаю, пора перейти к сладкому! – объявила мама.
Не успели мы задуматься о том, что нам подадут, на пороге, точно по волшебству, вновь возникла миссис Ллойд с подносом, на котором красовалась хрустальная чаша для десерта.
Джонатан, явно изумленный, взглянул на меня. Надо будет рассказать ему о кнопке под столом, подумала я. Отец так часто нажимал на нее, когда выходил из себя и топал ногами, и так часто
без повода вызывал предыдущую домработницу, что в конце концов, та потеряла терпение и запустила в него жареной куропаткой.
Миссис Ллойд с растерянным видом двинулась к столу. Я сочувственно посмотрела на нее.
– Итак, что вы там принесли вкусненького, миссис Ллойд? – спросила мама с обычной улыбочкой.
Домработница показала ей содержимое чаши, и мамина улыбка на миг застыла.
– О… Ничего другого не осталось?..
Миссис Ллойд покачала головой.
Мама взяла себя в руки – это она умела.
– Эмери, дорогая. Блюдо специально для тебя! Твое любимое.
– Что? – недоверчиво спросила Эмери. – Неужели там лаймовое желе?
– Шутите? – прогремел папа. – Вы подаете мне на десерт желе?
– А почему не «Реди-уип»? – спросил Уильям, смеясь только глазами.
– Ну и отлично! – воскликнула я, пока не вспыхнул скандал.
Когда вокруг стола пустили деревянные блюда с сыром и печеньем, я заметила, что мама тайком бросает на отца многозначительные взгляды. Он этого не видел – растолковывал Джонатану и Уильяму, какие ошибки допустили британцы в ходе войны за независимость, используя в качестве наглядного пособия серебряный графинчик.
Я посмотрела на Джонатана, надеясь, что у него еще достаточно терпения. Он улыбнулся в ответ и подмигнул, на секунду позволив себе выразить чувства.
По-моему, это заметила мама. Ее лицо озарилось улыбкой, и она стала по-девичьи игриво теребить кольца-сережки с бриллиантами.
– А теперь,– отец вдруг стукнул по столу кулаками и поднялся,– если никто не возражает, я хотел бы толкнуть небольшую речь!
Мы с Эмери и Аллегрой одновременно вздрогнули. Аллегра даже издала недовольный возглас, который я сочла проявлением смелости.
Отец метнул на нее строгий взгляд и добродушно улыбнулся Джонатану, Уильяму и Ларсу. Я его трюки знала от и до, ведь он, можно сказать, на моих глазах восемь раз одержал победу на местных и шесть – на общенациональных выборах.
– Итак,– протянул отец, широко раскинув руки,– позвольте мне, главе семейства, выразить, насколько приятно видеть рядом с собой не только жену и дочерей, но и зятьев – нынешних и будущего!
– И меня, дорогой,– добавила бабушка.
– И тещу,– буркнул отец. – И миссис Ллойд, разумеется, тоже. И собак. Больше никого не забыл?
– Думаю, теперь упомянул всех,– сказала бабушка. – Даже собак. Очень великодушно. Можешь продолжать.
– Благодарю, Дайлис,– ядовито произнес папаша.
«Черт!» – подумала я. Бабушка не прочь повздорить. Поддевать моего отца всегда доставляло ей удовольствие, но сегодня вечером ее глаза горят как-то по-особому.
Я люблю бабушку, хотя от нее, как и от остальных в нашем семействе, в некотором смысле можно ожидать чего угодно. У нее личный счет в банке и записная книжка с телефонными номерами, ради которых отец не пожалел бы никаких денег. Бояться ей нечего.
– Вы все прекрасно знаете, как все эти годы я был счастлив с вашей матерью. Поэтому мне вдвойне приятно, что Джонатан поступает с моей дочерью как с честной женщиной.
Я вздрогнула. Несмотря на то, что мы с Джонатаном познакомились по работе – такое случается каждый день с сотнями людей,– папа, естественно, до сих пор не понимал, что в моем агентстве и в том, как завязались наши с Джонатаном отношения, нет ничего постыдного.