– Звони Лори, – договорила я за него. – Знаю.
– О! – воскликнул Джонатан, будто осененный блестящей мыслью. – Я могу взять с собой пса!
– Не думаю, что ему такая прогулка придется по вкусу, – предупредила я.
– Почему? – Джонатан подошел к собачьему домику. – Эй, малыш! Не хочешь пробежаться с папой?
Из домика послышалось негромкое рычание.
– Ладно, – произнес Джонатан таким тоном, будто принимает командирское решение. – Тогда оставайся дома и присматривай за мамочкой!
Он щелкнул пальцами, указал на меня – для столь раннего часа почти с сатанинской бодростью – и выбежал из дома.
Я вернулась в кровать. Увы, ненадолго.
В девять, когда я только погрузилась в глубокий сон, меня разбудил звонком в дверь человек из цветочного магазина, что явился с двумя букетами. Огромным из роз и поменьше из других цветов, тоже роскошным. Я дала парню на чай – уяснив в ходе бесконечного ознакомления с американскими правилами, что разносчика цветов непременно стоит поблагодарить, – приняла подарки и неуверенными после сна шагами пошла к столу.
Большущий букет из бархатистых темно– красных роз был от Джонатана. На карточке чернело выведенное его рукой единственное слово «Навеки». Мгновение-другое я просто наслаждалась романтичностью минуты. Мужчины достойнее Джонатана я не встречала никогда прежде.
На карточке во втором букете, из фрезий и лилий, я прочла:«И Орландо фон Борш, оказывается, приносит пользу. С любовью от Годрика и Кристи».
Я так возликовала, что, направляясь в душ, пела.
Воодушевленная неожиданными сюрпризами, я оделась и решила позвонить в квартиру Нельсона, узнать, как идет ремонт. Габи и Вульфи, чего и следовало ожидать, не особенно пеклись о ходе работ, поэтому я сказала ремонтникам, что по рассеянности забыла выключить секретные Нельсоновы веб-камеры, – эту уловку я пускала в ход, перевоспитывая нерадивых уборщиц, нанятых моими клиентами. Да-да, сказала я в трубку, конечно, я вижу, как Джейсон машет мне рукой. А Дейв почему отвлекается? Пусть немедленно берется за дело!
Разумеется, я их не видела. Но ремонтники такой народ, что легко угадать, чем они заняты.
Закончив разговор, я обнаружила, что дел больше нет. Платье для вечернего торжества было уже куплено, оставалось лишь привести себя в достойный для такой вещи вид. Я вышла из дома и все утро бродила по магазинчикам Гринич-Виллиджа, выбирая подарки для лондонских близких. Заглянула даже в книжный, где случайно и наткнулась на «Сельскую жизнь».
Мое внимание привлекла мамина фотография – изображение дамы с обложки, новое лицо «Женского института».
Я изумленно раскрыла журнал на указанной странице и увидела другой снимок Мама на нем, в шелковых брюках типа индийских, сидела в шезлонге и выглядела на двадцать лет моложе, чем была. Вокруг тут и там поблескивали, точно драгоценности, многочисленные банки с джемом.
Я прищурила глаза. А кто это хмурится на заднем плане? Неужели Аллегра? Создавалось впечатление, что над моей сестрицей изрядно поработал стилист-профессионал. Она была в симпатичном красном платье, на ее щеках розовели – боже ты мой! – румяна! Подпись гласила: «Белинда Ромни-Джоунс (и малая толика ее заготовок) со специалистом по этикету, дочерью Мелиссой». Мелиссой?
Впрочем, если Аллегра по сей день под надзором шведской мафии, так, конечно, проще, подумала я.
Со смешанным чувством страха и гордости я пробежала строчки глазами.
Миссис Ромни-Джоунс, супруга парламентария, представителя Консервативной партии Мартина… хранить тепло домашнего очага ее призвание… вяжет… поддерживает рынки «Женского института»… «Полюбила варить джем с тех самых пор, как посадила в саду айву!»
Во мне закружили радость, ужас и недоумение, и я не стала дочитывать статью до конца. Журнал тем не менее купила.
В два пополудни, когда я досиживала в салоне последний час, запиликал сотовый.
Звонок был неуместен сам по себе – во время процедур не разрешали болтать по телефону. Хуже того, звонил отец.
Вывести меня из состояния полной расслабленности папаша умел, как никто иной.
Он по обыкновению не стал тратить время на «привет», «как дела?», «мы соскучились» и с ходу выпалил:
– В течение двадцати четырех часов вышли мне ведомости отработанного времени. Речь о заданиях, которые ты выполняешь по моей просьбе, надеюсь, понимаешь. Лишние часы можешь не приписывать – бумаги понадобились паразитам из таможенного и акцизного управления.
Русская дама, что удаляла слой омертвевшей кожи с моих пяток, подняла голову и метнула в меня недовольный взгляд. Чувство возникло такое, будто я крутом виновата.