— Прости меня, ты прав, опять прав. Любовь — это всё, и я сам это прекрасно знаю, ведь я только и думаю что об Алисе, Лео и Ивуар…
— Я не могу на тебя сердиться, тем более что это ваш удел — удел всех людей — забывать о главном. Эта забывчивость, несомненно, вам жизненно необходима…
— И все же обидно! Учитывая все это, можно было бы усовершенствовать столько вещей…
— Вот и хорошо, Власть Любви для того и дается! Ну что, ты по-прежнему считаешь ее слащавой?
— Признаюсь, ты отлично все разыграл… Взял меня на эмоции!
— Значит, убедил?
— Убедил!
— Очень хорошо, значит, теперь можно будет тебе объяснить, в чем заключается эта Вла…
Он внезапно замолкает со строгим видом.
— Чего же ты остановился? Что случилось?
— Думаю, нам придется отложить этот разговор на потом.
— Ну уж нет! Почему это?
— Потому что тебя зовут.
— Что ты такое плетешь? Опять разыгрываешь?
— Нет, уверяю, кто-то тебя зовет. Оглянись!
Смотритель и подопечная
Он указывает пальцем на этого «кого-то» у меня за спиной. Я оборачиваюсь и вижу, что это не кто-то, а что-то: светящийся шар мягко выныривает из реки и плавно направляется по воздуху в мою сторону.
Власть наблюдения!
Меня зовет Ивуар.
Шар начинает крутиться у меня вокруг головы все быстрее и быстрее. По мере вращения свет его пульсирует — словно сигнал тревоги.
Я бегом мчусь к реке: надеюсь, с моей внучкой не случилось ничего страшного…
Шар проходит сквозь небо и быстро ведет меня к хорошо знакомому мне месту — к моему дому. Там он останавливается, мигает в последний раз и исчезает в ослепительной вспышке света.
Так, посмотрим, где же Ивуар… А, вот она, у себя в комнате, то есть в комнате, которую я оборудовал для нее у себя в доме. Лео и Марион остались у меня, тут удобнее будет заниматься всем тем, что им предстоит проделать, но Ивуар уже давно здесь не ночевала и теперь проснулась одна в незнакомой комнате. Странно, она напугана, но не плачет, лежит в кровати, но не зовет ни Лео, ни Марион. Я чувствую ее страх, где-то внутри, очень сильно. Ей же всего два с половиной годика, бедняжке! Что же я могу сделать? Бог ничего не объяснил мне, какая это власть — да никакая! Заговорить с ней я не могу, что же мне делать, черт подери?..
Ну же, Ивуар, кричи, плачь, зови их, пусть они испугаются и прибегут к тебе! Давай, не лежи так один на один со своим страхом! Господи, какое жуткое чувство, оно растет во мне, я ощущаю его все сильнее и сильнее…
Неужто дети и правда так пугаются из-за какой-то ерунды? Но это же ужасно!
Ладно, так что же мне делать: подойти, взять ее на руки? Нет, это полная бессмыслица: я и дотронуться-то до нее не могу, мои руки проходят сквозь нее, как сквозь воздух.
«Бог! Бог, прошу тебя!»
Его, естественно, нет. Я должен был догадаться, это — очередной трюк из серии «Ты должен научиться сам», как я это ненавижу… Ну, он у меня получит…
С ума сойти, с каждой секундой я боюсь все сильнее и сильнее — как Ивуар. Надо сказать, что тут, в комнате, еще и темно — хоть глаз выколи. Как они не подумали оставить ей ночничок! Страшная тяжесть давит мне на грудь, как будто я завален камнями. Я делаю вид, что глажу ей волосы, — пусть это ничего не дает, но мне теперь и самому нужно успокоиться. Мне плохо…
Очень плохо…
Думаю…
«Мама! Мааааамааааа!»
Наконец-то! Закричала, нет, завопила, а вот и слезы потекли.
Свобода!
Я выглядываю в гостиную: Марион услышала, спешит на помощь, вот она уже взлетает по лестнице.
Ивуар слышит ее шаги. Ей уже не так страшно. Мне тоже становится легче.
В ту самую секунду, когда Марион открывает дверь, я прихожу в нормальное состояние. Страха как не бывало.
Марион берет Ивуар на руки, и та, почувствовав материнское тепло, потихоньку перестает плакать.
Я чувствую, что больше не нужен, и, недолго думая, возвращаюсь наверх, на берег реки. И естественно, вижу Бога — вот он, стоит рядом со мной.
— Вроде неплохо получилось!
— Да нет, не думаю. Мне кажется, я ничем не помог.