Глава 1
В августе две тысячи десятого года я впервые приехала в Канны. Меня приютили дальние родственники мамы. Они жили в небольшом доме, где лето застывало росой в лавандовых цветниках, ветер приносил запах моря и все вокруг дышало полнокровной жизнью. В этом маленьком раю не было место сомнениям, грусти и печали. Все здесь оживало, расцветало, становилось таким, как должно быть.
В доме с первых мгновений меня очаровало обилие солнца. Оно сдалось в плен комнаты, подобно затерявшемуся в море паруснику. Около шести утра солнце тонуло в центре пола и постепенно заполняло собой все пространство. Оно оживляло тяжелые бордовые шторы, маленький бежевый шкаф и ставшую родной одноместную кровать. Шкаф и кровать разделяли пять шагов и сегодня мне хочется думать, что тот пол все еще хранит память моих стоп.
Будни в Каннах были просты, полны, сладостны. После спокойного раннего пробуждения я шла на кухню, чтобы выпить чашку кофе в окружении мебели лавандового цвета. Я объединяла любовь к ароматному напитку с не менее важной страстью — рисованием. Под напором простой шариковой ручки на белых листах вздрагивал, раскрывался, тянулся к нарисованным облакам плотный, ароматный, нежный сад. Там минута за минутой расцветали мимозы, глицинии, розы. Я черпала вдохновение из прогулки по лесопарку Круа-де-Гард. Безмятежное, скажу я вам, местечко. Там, стоя на одноименном холме, впервые увиденная красота не смогла удержаться во мне и вырвалась слезами.
После завтрака я отправлялась нежиться в ванную. Пузыри скользили по коже, оставляя после себя тихий шепот ласки. Я поднимала голову к потолку, украшенному лепниной, подпевала старому радиоприемнику и чувствовала себя героиней романов Пруста. Оставалось только крикнуть «Шампанского мне, шампанского».
После ванны я проводила время в гостиной, где болтала с хозяйкой. Мама была права. Елена оказалась очень приятной в общении женщиной, не лишенной лиричности и чувства юмора. Эту миловидную блондинку, казалось, не тронули годы. Ее голос звучал тихо, а глаза не переставали улыбаться. Мы обсуждали с ней музыку, влюблялись в почти вангоговскую ночь, пили вино, слушали шепот моря. Елена видела мою неуемную жажду познать жизнь. Мне частенько хотелось обрушить на нее всю нежность своего неподготовленного к любви сердца.
Иногда Елена сопровождала меня в прогулках, но чаще всего я гуляла одна. Мне нужно было прочувствовать сердце этого города, услышать его разговор, а для этого требовалось уединение. Улицы я выбирала случайно, но кажется, что за неделю успела обойти почти весь город и надышаться им. Мне нравилось, что дороги говорили мне об изящной душе этого города, дома и постройки дышали древностью, а цветы на окнах домов и квартир шептали о любви жителей к своему городу. Город открывался мне и я с удовольствием шла ему навстречу. Между тем мне встречались разные люди, с некоторыми я даже обменялась адресами, но никогда не обмолвилась печатным словом. На прогулке в парке Круа-де-Гард, в окружении ее главной хранительницы — мимозы, один еврей-француз сказал, что я очаровательна и он влюбился в меня. У меня не было повода ему не верить, ведь люди охотно влюбляются в счастье.
Каждый день я ходила на пляж и, кажется, именно в то путешествие впервые, семнадцать лет отроду, полюбила море. Наверное, потому что тогда мне, наконец, было, что ему рассказать. Сначала я делилась внезапно нахлынувшей симпатией к югу Европы, плавным линиям архитектуры, мощеным улочкам, одурманивающему вину, плотным лесам, книжным магазинам с причудливыми французскими названиями и запахом многотомников, задумчивым эркерам и внезапным аркам, которые словно переносят в другой мир, но потом мне захотелось говорить о другой любви, взовравшейся во мне совершенно новой струной, наполнившей меня новым звучанием и поначалу даже испугавшей настолько, насколько буря пугает неопытного моряка. Море спокойно выслушивало меня и, казалось, ничто не остановит его ровное течение, как ничто не могло остановить мою любовь.
Тем летом я закончила школу и серьезно задумалась о жизни. Меня заботил выбор профессии и то, как можно прожить достойную жизнь с минимальными ошибками и потерями. Родители великодушно разрешили мне обдумать профессию в течение года, но жить взрослой жизнью порядочного человека мне хотелось уже тогда. Мне хотелось, чтобы спустя годы, мои дети видели перед собой пример человека, за которым хочется следовать, чтобы я несла идеалы, в которые им захочется вписать свою жизнь без малейшего давления и эти идеалы приведут их к наполненным добром и пониманием простым будням, заполнят их сердца светом.