Он прямо передо мной, и моя грудь свободна. Соски стали бугристыми, и меня начинает трясти, но я не думаю, что могу винить в этом холод. У меня болит между ног, и, вернув взгляд к нему, я смотрю вниз и вижу, как он становится все более твердым в своих брюках.
Его руки дрожат почти так же сильно, как и мои, когда он подает знак: —Спроси меня ещё о чем-нибудь.
Мне хочется прикрыться, поднять ноги, чтобы обнять колени - я часто так делаю, когда нервничаю, - но я впиваюсь ногтями в ладони и пытаюсь думать. У меня ничего не получается, особенно если учесть, как вздымается и опускается его обнаженная грудь под светом фонаря.
— Блять, спроси меня о чем-нибудь, - толкает он.
Если я спрошу о чем-то простом, то останусь почти голой, поэтому я проникаю вглубь, зная, что он не ответит и ему придется снять еще один предмет одежды - возможно, свои треники.
Мой голос предательски дрогнул, когда я спросила.
— Почему ты напал на Адама на заправке? Мы просто разговаривали, а ты ворвался и сошел с ума.
— Он пытался забрать то, что принадлежит мне.
— Я не твоя, - отвечаю я и тут же жалею об этом, так как на его лицо падает тень.
— Я твоя сестра - вот и все, - добавляю я, чтобы сделать еще хуже, чтобы еще больше разозлить его. — Мы дети Визе.
— Нет. Ты была моей, когда мы были детьми, и ты моя сейчас. Ты всегда будешь моей.
— Ты видишь во мне сестру? - спрашиваю я его снова.
— Не изменяй своим собственным правилам. Я уже отвечал на вопрос.
Мое сердце замирает в груди.
— Хорошо, - шепчу я.
Его ноздри раздуваются, челюсть сжимается, когда его взгляд переходит на мои брюки, и я делаю глубокий вдох, зацепляя пальцами пояс и снимая их, внутренне хваля себя за то, что несколько дней назад пошла на эпиляцию с мамой.
Я осталась только в маленьких бледно-розовых стрингах, бретельки которых едва видны на фоне моей обнаженной кожи. Я сжимаю бедра вместе - температура в палатке повышается, и я в нескольких секундах от того, чтобы разрушить эту игру и наши отношения и броситься на него.
— Я думаю, что тебе нужно начать задавать вопросы, - говорю я, с трудом справляясь с нервами. — Меня отделяет один ответ от того, чтобы остаться голой, а это нечестно.
Он поднимает плечо.
— Если бы я попросил тебя потрогать себя, ты бы это сделала?
Моргнув, я сильнее сжимаю бедра, застигнутая врасплох его вопросом. Если я отвечу неправдиво, мне придется снять стринги, а если я вообще не отвечу, то все равно окажусь голой.
Единственный способ для меня увидеть больше его кожи - это быть честной.
— Я наблюдал за тобой раньше, - он делает знак жесткими пальцами. — Ты часто трахаешь себя пальцами при открытых шторах.
— Ты наблюдал за мной через окно?
— И с камерами в твоей комнате.
Я широко раскрываю глаза.
— У тебя есть камеры в моей комнате?
— Да. Хватит менять тему. Ты не ответила на мой вопрос. Если бы я попросил тебя потрогать себя прямо сейчас, ты бы это сделала?
— Сначала ты уберешь камеры!
Он качает головой, и я хлопаю его по плечу.
— Ответь.
— Думаю, я сделаю все, что ты от меня потребуешь, - отвечаю я, пожевав внутреннюю сторону щеки, надеясь, что мои слова не звучат по-идиотски. — При условии, что это останется в тайне.
О Боже. Это было неправильно? О, черт возьми.
Он ничего не говорит - даже не моргает, глядя на меня.
От его молчания мое беспокойство резко возрастает. Неужели я сказала что-то не то? Он проверял, хочу ли я видеть в нем нечто большее, чем просто брата? Что, если он проверяет меня? Что, если мама была права, и он психопат и пытается играть со мной в игры разума?
Но ведь психопат только что сказал, что у него есть камеры в моей комнате и он наблюдал за тем, как я доставляю себе удовольствие, так почему же все это так запутано?
Я тянусь за своей одеждой, но он отбивает мою руку и встает на колени, натягивая трусы на растущую выпуклость и снимая их, садясь и отпихивая их от своих чернильных ног.
Должна ли я смотреть на член брата, как на любимое блюдо? Наверное, нет.
Я облизываю губы, представляя, как он проникает в мое горло, заставляя меня задыхаться, когда он делает каждый толчок, заглушая мои крики, лишая меня воздуха, когда он бьет меня по лицу и рычит, заставляя меня брать каждый дюйм.
Я хочу, чтобы он брал, брал, брал.
— Может, нам одеться?
— Пока нет, - показывает он, — и это был еще один вопрос, на который я ответил.
Я вздрагиваю, когда он просовывает средний палец под полоску на моем бедре, и жжение пробегает по моей киске, когда он срывает с меня нижнее белье.
Я задыхаюсь.
— Малакай!
Он закрывает мне рот, как тогда, когда я кричала в его комнате, но на этот раз он не прижимается ко мне всем телом, а толкает меня на спину и раздвигает мои ноги.
— Не двигайся, - приказал он, переместившись так, что оказался на коленях между моими ногами, и устремил взгляд на мою намокшую и пульсирующую киску. Я пытаюсь сомкнуть ноги, но он раздвигает их и пристально смотрит на меня.
— Ты сказал, что не будешь меня трогать, - говорю я мягким голосом, несмотря на то, что мое тело превращается в ад.
Он собирается меня трахнуть?
Меня собирается трахнуть мой старший брат?
Беззащитна — я настолько беззащитна, нуждаюсь и обожаю, что Малакай выглядит пьяным, когда он мягко целует меня в коленку, заставляя вздрогнуть.
— Могу я попробовать тебя на вкус?
Мой рот приоткрывается, сердце бежит по венам.
— Ты сказал, что не будешь прикасаться ко мне, - повторяю я, мои пальцы слегка подгибаются от интенсивности его взгляда, а место, которое он поцеловал на боку моего колена, пронзает меня до глубины души.
— Тогда прикоснись к себе.
Я смотрю на него, мой рот открывается и закрывается, а затем говорю: — Правда?
— Да.
— Ты не пытаешься надо мной подшутить? -спрашиваю я. — Если ты сейчас будешь издеваться надо мной, Малакай, я тебя ударю.
Он ухмыляется.
— Если мне запрещено прикасаться к тебе, значит, ты должна сделать это сама.
— А если я скажу "нет"?
Он впивается пальцами в мои бедра, и я испускаю бесстыдное хныканье.
— Ладно, ладно, ладно. Но ты должен пообещать не трогать меня.
Он поднимает свой мизинец, и я ухмыляюсь, обхватывая его.
— И никому не говори. Это не то, что делают братья и сестры. У нас будут большие проблемы.
— Я не расскажу. Это наш маленький секрет, сестренка.
Я задираю нос и убираю его руки со своих ног.
— Пожалуйста, не называй меня сейчас своей младшей сестрой.
Он ухмыляется, показывая свою ямочку.
— Но ты и есть моя сестра. Моя маленькая грязная сестренка, которая собирается трогать себя в моем присутствии. Покажи своему старшему брату, как ты звучишь, когда кончаешь.
Весь кислород в палатке исчезает, и мое дыхание замирает в груди. Мои внутренние стенки сжимаются, и мне кажется, что я уже вся мокрая от одних только его запретных слов.
Сглотнув нервы, я провожу рукой вниз, раздвигая ноги еще больше - глаза Малакая следят за моей рукой, за тем, как кончики пальцев внимательно раздвигают губки моей киски, как выгибается моя спина, когда средний палец погружается в мою влагу, подносит его к клитору и проводит по нему круговыми движениями. Свежевыкрашенный красный акриловый ноготь царапает мою нежность, и я прикусываю губу.