Я делаю глубокий вдох.
— Они хотели, чтобы я переспала с ним, чтобы доказать свою преданность.
— Что?
Если я скажу, что они сделали то же самое с Паркером, он может выйти на улицу и выйти из себя.
— Не смотри на меня так. Ты же знаешь, какие они, когда речь заходит о моем партнерстве с каким-нибудь богатым засранцем. Я не собиралась говорить им "нет", Малакай, - шиплю я. —У меня нет такой роскоши.
Его челюсть напрягается так резко, что может прорезать кожу. Его губа припухла сбоку от того, что я прикусила ее, и я чувствую свою собственную шишку от его прикуса, и мне хочется вернуться на две минуты назад, потому что теперь он злится. Его глаза метнулись к двери, костяшки пальцев хрустнули.
— Адам был твоим первым? Тот, кто заставил тебя понять, что тебе нравится, когда тебя душат?
У меня открывается рот.
— Нет, - отвечаю я.
— В каком смысле, Оливия?
Малакай выглядит так, будто хочет меня убить.
— Если ты еще раз трахнешь его или кого-нибудь еще, я убью их.
— Я должна выйти замуж за одного из них, - возражаю я.
Он сокращает расстояние между нами, и я вздрагиваю, готовая впервые в жизни ударить его, но он лишь заправляет пряди волос за уши и крепко целует меня в губы, после чего хватает остатки своей одежды и исчезает через окно.
Я на секунду задерживаю дыхание, мои нервные окончания все еще горят, и я едва могу идти прямо, пиная его мотоциклетные перчатки под кровать и обматывая себя полотенцем.
Отпирая дверь, я приоткрываю ее настолько, чтобы высунуть голову наружу, и обязательно даю о себе знать, чтобы она действительно не позвонила родителям.
— Что случилось? - спрашиваю я, протирая глаза.
Мама поворачивается и прижимает руку к груди, на ее лицо брызнула краска от декорирования.
— О, я подумала, что что-то случилось. Я услышала стук.
Я еще раз протерла глаза.
— Я только что проснулась.
Она улыбается, и мне становится стыдно за то, что я солгала ей - за то, что две минуты назад я кончила на пальцы ее сына.
— Ложись спать, милая. Я приготовлю тебе завтрак утром, перед тренировкой.
Я киваю.
— Спокойной ночи, мама.
— Спокойной ночи.
7
Оливия
Завтрак проходит спокойно - папа пытается рассказать нам о своей рабочей неделе и говорит Малакай, что ему нужно разобраться со своим дерьмом, чтобы он мог возглавить свою юридическую фирму. Мой брат игнорирует его и наблюдает за мной, пока я ем.
Паркер и Адам упоминаются дважды, потому что мне еще предстоит сделать выбор, и оба раза Малакай сжимает руки в кулаки и смотрит на свои хлопья.
Я все еще чувствую его пальцы внутри себя. Я продолжаю смотреть на его руки, на вены, на мышцы его рук, когда он вытягивает их над собой и заламывает шею.
Мама снова уходит работать в комнату рядом с моей, а папа отправляется в свой кабинет, оставляя нас с Малакаем одних за столом для завтрака.
Он стучит ложкой по своей миске, заполняя тишину, а я прочищаю горло.
— Не сердись на то, что я собираюсь сказать.
Брат поднимает на меня глаза и опускает ложку в миску, складывая руки перед собой и слегка нахмурив брови.
— Сегодня я останусь у Паркера.
— Почему?
— Мама так решила.
Я в отчаянии провожу рукой по лицу.
— У тебя также нет причин смотреть на меня так, будто я нагадила тебе в кашу. Я только учила тебя вчера вечером, чтобы ты знал, что делать, и чувствовал себя комфортно, когда пойдешь на свидание. На этом уроки заканчиваются, потому что ты, очевидно, прирождённый мастер.
— Они закончатся, когда я скажу, что они закончатся, - показал он.
Я закатываю глаза.
— Ты невероятен.
— Пойдем ко мне в комнату.
— Нет, - насмехаюсь я. — Зачем мне это делать?
— Потому что я хочу, чтобы ты показала мне... - Он останавливается и ухмыляется. —Я хочу, чтобы ты научила меня, каково это, когда такие губы, как твои, обхватывают мой член.
Я заикаюсь, чуть не подавившись кашей, застрявшей и пересохшем в горле. — Господи, Малакай.
— Что он сделал на этот раз? - спрашивает мама, и мой позвоночник напрягается. — Ты опять раздражаешь свою сестру? Разве ты не должен чинить мотоцикл, который ты разбил прошлой ночью и никому не сказал об этом?
Мои глаза перебегают на него, но он игнорирует маму.
— Я имел в виду то, что сказал, - показывает он, отталкивает стул и встает, а затем бросает миску в раковину и уходит.
У нас в поместье есть персонал, но он постоянно занят. Уборщица - я не хочу называть ее горничной - ненавидит, когда мы оставляем еду в раковине.
Мама прижимает руки к бедрам.
— Что произошло?
Я пожимаю плечами, запихивая в рот ложку с хлопьями.
— Комната почти готова?
Она начинает рассказывать о декоре, о том, как она хочет расставить мебель, и показывает мне картинки на своем телефоне.
Когда она сдается и возвращается к рисованию, я проверяю свой телефон.
Малакай: Жду.
Я: Укуси меня (используется, чтобы сказать кому-то, что он заставил вас чувствовать себя сердитым или смущенным).
Малакай: Я уже сделал это. Шевелись, а то я спущусь и притащу тебя сюда.
Я смотрю на свой телефон, мне надоели его горячность и холодность. Он только что потратил несколько недель на то, чтобы отшить меня, так что он может получить такое же чертово обращение. Я звоню Эбби и прошу ее поехать в торговый центр, затем бегу в свою комнату, одеваюсь и направляюсь в гараж, но прежде чем я успеваю забраться в машину, Малакай хватает мою косу и прижимает меня к себе.
У меня нет ни секунды на раздумья, прежде чем он целует меня. В этом нет ни романтики, ни миловидности, он просто пожирает меня, как голодный мужчина, выдирая мои волосы почти с корнями. Он скользит языком по моим губам, прижимается к мне, хватает меня за колени и поднимает на руки, снова прижимая к машине.
Он прижимается к моей груди, уже твердый, его пальцы впиваются в мою задницу.
— Малакай, - вздыхаю я, когда он снова берет меня за волосы. — Камеры.
Если бы отец заглянул в систему безопасности, он бы увидел, как его дети целуются, пожирая друг друга, как голодные животные.
Он отрывается от моего рта и отводит мои волосы в сторону, наклоняет мою голову и сосет пульс под ухом так резко, что я знаю, что он оставит след.
Я выгибаю ноги, упираясь ему в грудь, и после долгой минуты борьбы он перемещает свой рот вниз по моей груди, задирая футболку, чтобы взять в рот мой сосок.
Мои глаза закатываются, и я перестаю бороться, моя киска снова жаждет его прикосновений, и я расслабляюсь в его объятиях, двигая бедрами, чтобы покачаться на его члене. Мне нравится, что он не останавливается, когда я толкаюсь; он только сильнее всасывает мою кожу и больнее обхватывает меня, и это... возбуждает меня.
Больная, больная, больная.
Зазвонил телефон, и он отстранился, тяжело дыша.
— Тебе больше не нужны уроки поцелуев, - говорю я, задыхаясь, чувствуя, как он прижимается ко мне. — Или как сосать сосок. Опусти меня.
Он нехотя отпускает, и я вытираю рот тыльной стороной ладони, успокаиваясь.
— Научи меня еще.