Ее ноутбук пиликает, я сбрасываю ноги и подхожу к ее маленькому столу. Экран загорается, и я вижу, как сообщения летают туда-сюда между ней и ее друзьями в групповом чате. Они обсуждают Хэллоуин в эти выходные, фестиваль, на который они хотят пойти. Одна из ее подруг, Анна, та самая, из-за которой произошел весь этот колоссальный провал, говорит, что не пойдет на вечеринку, будучи беременной двойней, а другая спрашивает, не слишком ли они стары для вечеринок.
Не буду врать, Анне повезло, что я забочусь о ее подруге и ее мнении обо мне, потому что я полностью намеревался придушить ее, когда выйду. Я даже отправился по ее адресу посреди ночи и разработал план, где спрячу ее тело, но, конечно, она должна была пойти и забеременеть, не так ли? Оливия никогда не простит мне, если я убью ее. Я злюсь на сестру, но не хочу давать ей еще больше поводов ненавидеть меня.
Это еще не честная игра.
Оливия показывает ей эмодзи среднего пальца, а я хихикаю, потягивая кофе из ее кружки This Princess Loves Hugs.
Эбигейл: Нам 26 лет, засранка! То, что ты остепенилась, не означает, что мы должны остепениться. Перестань быть тунеядцем и выбери себе костюм.
Оливия: У меня уже есть костюм. Ты купила костюм Ядовитого Плюща?
Эбигейл: Да! Не могу дождаться, когда увижу твой. Ты все еще собираешься быть невестой-готом, чтобы оттрахать своих родителей?
Оливия: *Подмигивающее лицо * Я очень взрослая.
Я выпрямляюсь и окидываю взглядом ее спальню. Она опрятная. Весь дом, блять, в порядке, как и положено маленькой девочке помешанной на чистоте, кем она и является. Мне нравится смотреть, как она включает музыку и танцует в трусиках, пока пылесосит. Одно из моих любимых занятий с членом в руке.
Я открываю ее гардероб и вижу костюм, которого вчера там не было, и мой член твердеет от одной мысли, от того, что в моей голове возникает гребаный образ невесты, одетой в черное - черная пачка и корсет, черные колготки в сеточку и подвязки... Я тереблю материал фаты, задыхаясь от возможности потерять ее с каким-нибудь другим мудаком, когда она выйдет замуж.
Я захлопываю дверцу шкафа сильнее, чем нужно, сжимаю руки в кулаки и закрываю глаза. Дыши, Малакай. Дыши, черт возьми, и не разрушай это место.
Сосредоточься. Подави.
Я открываю глаза и отряхиваюсь.
Если моя девочка собирается на Хэллоуин, то, похоже, и я тоже. Не могу дождаться, когда снова познакомлю свой член с ее киской - в моей памяти всплывает тот случай, когда она кончила на теле отца, но этого недостаточно.
Прочитав в ее дневнике, что ей нравится, когда ее берут в бессознательном состоянии, я испытываю искушение трахнуть ее в состоянии наркотического опьянения, засунуть член ей в задницу, но я хочу видеть ее глаза на мне, хочу, чтобы она была в сознании и смотрела, как я блять беру то, что она у меня забрала.
Я хочу слышать, как она кричит от страха и удовольствия, как она заново знакомит горло с моим членом и взывает о пощаде.
Я не покажу ей ничего. Эта маленькая дрянь отняла у меня восемь лет. И в эти выходные, пока она будет одеваться как распутная невеста, я заставлю ее заплатить.
Съев одно из ее яблок и отбросив сердцевину, я намеренно опрокидываю корзину для белья и оставляю сиденье унитаза поднятым, а затем кладу шоколадные конфеты на ее стол. Перед тем как уйти, я еще раз оглядываю ее квартиру, затем надеваю мотоциклетный шлем, поправляю на руках перчатки и направляюсь через дорогу к своему мотоциклу.
Ближайший магазин костюмов находится не так уж далеко, и я не могу не чувствовать возбуждения - она любит пугаться, когда ее возбуждают, и она будет чертовски напугана, пока я буду преследовать ее и выкачивать из нее жизнь.
11
Малакай
В костюмерной пахнет дурманом.
Повсюду черепа. Хоккейные маски. Какие-то пустые лица. Я подумываю о черной с эффектом паука, но мне хочется чего-то большего. Маска Джейсона выглядит так, будто покрыта многолетней пылью, и я, прищурившись, смотрю в угол магазина, где в ряд лежат еще три маски.
Тяжелые ботинки ведут меня туда, свет над головой мерцает, словно я какая-то плохая сущность, преследующая это место.
Мой взгляд падает на черный противогаз - две камеры с каждой стороны, ржавый вид, глаза закрыты сеткой. Губы загибаются уголком, и я тянусь к ней, ощущая ее вес в руках, грубую текстуру дизайна, представляя, как надеваю её, а моя дорогая Оливия не догадывается, что за маской - я, а она сосет мой член.
Больше меня ничего не привлекает, поэтому я расплачиваюсь и возвращаюсь в свою квартиру. Приняв душ и приготовив ужин, я сажусь за свой стол. На стене передо мной висят экраны, на которых видно все, куда ходит Оливия, и я просматриваю каждый из них, чтобы найти ее.
Она стоит на кухне у своей подруги, потягивает из кружки и смеется над тем, что говорит муж Анны. Ее подруга поглаживает свой беременный живот, и Оливия прижимает к нему руку, ее глаза расширяются. Я не вижу причин для радости. Почему она так улыбается?
По-моему, дети - это просто реинкарнация дьявола, поэтому у меня нет никакого желания когда-нибудь стать отцом. Я бы все равно был ужасен. Я бы не хотел, чтобы миниатюрная версия меня отнимала внимание у моей сестры. Я и так мудак, зачем мне еще один такой же?
Когда я наполнил Оливию своей спермой, мне понравилось, как она капала из ее киски. Мне хотелось размазать ее по киске и засунуть обратно внутрь, не желая терять ни капли. Но я не хотел, чтобы она забеременела - это было бы просто катастрофой.
Первый год своего заключения я думал, что Оливия молчит из-за беременности, что она забеременела от меня, и даже начал спрашивать ее в письмах, мой ли это ребенок, обманывая себя тем, что у меня есть ребенок, который отнимает у меня все ее внимание.
Она не навещала меня, потому что к ней был прикован ублюдок.
К счастью, она до сих пор бездетна и принимает противозачаточные средства, так что никаких беременностей, детей и дерьмовых подгузников. Черт, стоп, а что если ее будущий муж захочет ее обрюхатить?
Я сажусь поудобнее и открываю строку поиска, пытаясь понять, есть ли способ безопасно провести гистерэктомию (гинекологическая операция, при которой удаляется матка) в домашних условиях, но не нахожу ни одной статьи. Я вздыхаю и опираюсь локтем на стол, прикладывая кулак к виску, и думаю, не подсадить ли мне парня на наркотики и не нанять ли врача, чтобы он его укокошил.
Это менее агрессивно, чем проделывать это с Оливией. Это беспроигрышный вариант. Моя девочка все равно не хочет быть матерью.
Оливия целует подругу в щеку, машет рукой маленькой девочке в детском стульчике, а затем идет к своей машине. Я вздыхаю, смотрю, как она отъезжает, и жду, когда она погрузится в очередной экран. Через десять минут она заезжает на свою обычную заправку, платит за бензин и чипсы, затем снова садится в машину.
Пока она добирается до дома, уже стемнело. У меня выключен свет, я стою у окна и наблюдаю, как она пытается найти ключ от подъезда своего дома. Она роняет телефон и притопывает ногой, что вызывает у меня улыбку, когда я затягиваюсь сигаретой.
От мелочей, которые она делает, мне становится тепло и спокойно, и я должен напоминать себе, что она - змея с красивым лицом и тугой киской.