– Ребенок, который не может защититься. Кто может быть воспитан голосом Падшего ангела, шепчущим в его ухе. Сформировать его. Подготовить его, чтобы использовать, как оружие против его собственной семьи. Вообразите это.
Я посмотрел вокруг двора, который был сценой такого большого количества веселья всего за несколько часов до этого.
– Я не могу, – сказал я.
Майкл продолжал спокойно.
– Вообще, семьи носителей Мечей защищены против такого зла. Но вещи подобные этому случались и прежде. И Никодимус пронес монету через столетия. Для него не проблема подождать десять или пятнадцать или двадцать лет, чтобы достигнуть своей цели.
– Именно поэтому ты думаете, что он здесь, – сказал я. – Поскольку привлекать кого-то силой, как Марконе, не стиль Тессы.
– Ну да, – сказал Майкл. – Но я полагаю, если она знала, что, помогая мужу, она могла бы создать вид окружающей среды, который она любит, полный хаоса и отчаяния, это была бы причина, достаточная для нее, чтобы присоединиться к силам ее мужа.
– А сколько их?
– Тесса руководит группой из пяти других Падших, – он быстро улыбнулся. – Извини. Теперь четырех.
– Благодари Томаса, – сказал я. – Не меня.
– Я хочу сказать, что – сказал Майкл. – Никодимус… – Майкл покачал головой. – Я полагаю, что ты уже знаешь, что Никодимус специализируется на том, чтобы разрушать любые отчеты, которые Церкви удается построить относительно него. Не так легко будет договориться о чем-то сейчас.
– А ведь нынче век информации, – прервал я.
– … но наша информация о нем отрывочна. Мы думали, что у него только три регулярных компаньона – но потом оказалось, что у него монета Ласкиэли, которая, как мы считали, была в безопасном хранении в чилийском монастыре. Я думаю, что было бы опасно считать, что мы что-то знаем наверняка.
– А в худшем варианте, – сказал я, – сколько других монет он мог бы иметь с собой?
Майкл пожал плечами.
– Шесть, может быть? Но это – только предположение.
Я уставился на него.
– Ты говоришь, что на сей раз с ним может быть дюжина ходячих кошмаров.
Он кивнул.
– В последний раз когда они явились, здесь были все три Меча. И было четверо динарианцев. И только мы вышли из этого живыми.
– Я знаю.
– Но ты привык к этому, верно? – спросил я его. – Рыцари ведь все время сражаются в таких условиях.
Он бросил на меня примирительный взгляд.
– Я бы хотел превосходить их численностью вдвое, если возможно. А лучше и втрое.
– Но Широ сказал, что он боролся на поединке с несколькими из них,- сказал я. – Один на один.
– У Широ был дар, – сказал Майкл. – Просто настоящий дар. Широ знал бой на мечах, как Моцарт знал музыку. Я не похож на него. Я не боюсь столкновения один на один, но я тогда считал бы, что силы примерно равны. Моя судьба была бы в руках Бога.
– Супер, – вздохнул я.
– Вера, Гарри, – сказал Майкл. – Он не оставит нас. Будет путь для добра, чтобы победить зло.
– Добро победило в последний раз, – сказал я спокойно. – Более или менее. Но это не помешало им убить Широ.
– Наши жизни принадлежат Всемогущему, – сказал Майкл размеренно. – Мы служим и живем ради других. Не для себя самого.
– Да, – сказал я. – Я уверен, что это очень успокоит твоих детей, когда они должны будут расти без отца.
Майкл резко повернулся, чтобы стоять прямо передо мной, его правая рука сжалась в кулак.
– Прекрати так говорить, – сказал он низким, трудным голосом. – Прямо сейчас.
И помоги мне Бог, я почти заколебался, видя, что он явно расстроен. Но здравомыслие ухватило меня за загривок и отвернуло в сторону. Я сделал несколько шагов прямо в снег и остановился спиной к нему.
Здравомыслие пригласило позор к себе на чай с булочками. Черт возьми. Я, как предполагалось, был волшебником. А значит, связанным с моим внутренним светом, владельцем дисциплинированного ума, и все такое дерьмо. И вот вместо этого я выстрелил словами в человека, который вовсе не заслуживал такого, потому что …
Просто я боялся. В самом деле, просто боялся. Я всегда начинал стрелять словами, когда что-то пугало меня. И это обычно придавало мне уверенности, но сейчас то было совсем другое дело. Когда что-то пугало меня, я почти всегда использовал свой гнев, как оружие против этого. Но на сей раз я позволил своему страху и гневу влиять на мои мысли, и в результате я ударил своего друга в самое нежное место, которое у него было, в то время, когда он, возможно, ожидал моей поддержки.
Тогда я понял, почему я сержусь на Майкла. Я хотел, чтобы он прилетел, как Супермен, и решил мои проблемы, а он этого не сделал, подвел меня.
Мы всегда разочаровываемся, когда узнаем, что у кого-то еще есть человеческие пределы, те же самые, что и у нас. Глупое на самом деле чувство, и мы это даже понимаем, но это, кажется, ничего не меняет.
Я задался вопросом, не чувствовал ли Майкл когда-либо то же самое по отношению ко мне.
– Мое последнее замечание,- пробормотал я, – было неуместным.
– Да, – сказал Майкл. – Было.
– Мне извиниться, или будем драться или что-то еще?
– Есть лучшие способы провести время. Никодимус и Тесса должны быть в центре нашего внимания.
Я вернулся к нему.
– Согласен.
– Это не закончено, – сказал он, резким голосом. – Мы обсудим это после.
Я проворчал и кивнул. Часть напряженности осталась в воздухе между нами. Займемся делами. Это будет легче.
– Ты знаешь, чего я не понимаю? – сказал я. – Как ты проводишь линию от точки захвата Марконе Никодимусом до точки общества, погруженного в хаос и отчаяние?
– Я не знаю, – сказал Майкл. Он неосознанным жестом положил руку на рукоятку меча, который теперь носил на поясе. – Но Никодимус знает, что он делает. И независимо от того, что он делает, у меня есть паршивое предчувствие, что мы должны понять это прежде, чем он это сделает.
Глава 21
– Если бы я знала, что лейтенанты, которым доверяют, готовятся предать моего работодателя, – сказала мисс Гард с преувеличенным терпением, – им бы уже не доверяли, не так ли? Если ты поспрашиваешь вежливо, я уверена, что сможешь заставить кого-то объяснить тебе, что такое предательство, Дрезден.
Майкл спокойно улыбнулся. Он сидел в рабочем месте с одним из своих тяжелых кинжалов и напильником, очевидно приводя лезвие в идеальный порядок. Хендрикс сидел на табурете в другом конце мастерской. Огромный водитель разобрал пистолет и тщательно чистил детали.
– Ну, ладно, – сказал я Гард. – тогда почему не начать с тех, кто знал местоположение секретной комнаты Марконе.
Гард сузила глаза, изучая меня. Она выглядела лучше. Понятно, что трудно выглядеть хуже человека с распоротым животом, но даже при этом, она выглядела не как десять миль плохой дороги, а только две или три. Она сидела на раскладушке, ее спина опиралась на стенку мастерской, и хотя она была бледной и невероятно усталой, ее синие глаза были ясны и остры.
– Я так не думаю, – сказала она спокойно.
– Не думаю, что нужно будет особо хранить тайны Марконе, когда он будет мертв, или под контролем Падшего.
– Я не могу, – сказала она.
– Ой, успокойся, – сказал я, вскидывая руки. – Адские колокола, я не спрашиваю у тебя пароли запуска на ядерные ракеты.
Она глубоко вздохнула и повторила, выделяя каждое слово.
– Я. Не. Могу.
И тут Хендрикс со своего места прогрохотал,
– Да ладно. Скажи ему.
Гард, нахмурившись, поглядела на его широкую спину, потом кивнула и повернулась ко мне.
– Сравнительно немного людей в организации знали о потайной комнате, но я не уверена, что это – наше самое большое беспокойство.
Такая резкая перемена от категорического отказа до повествования, заставила меня немного поморгать. Даже Майкл, нахмурившись, уставился на Гард.
– Нет? – спросил я. – Если это не самое большое наше беспокойство, то что самое большое?
– Число людей, у которого мог быть кусочки различых фактов, – ответила Гард. – нужно было заплатить подрядчикам. Были куплены материалы. Были наняты архитекторы. Любая дюжина различных вещей указывали, что Марконе строил что-то, и возможно, задели чье-то любопытство достаточно, чтобы он порылся глубже.