Мускулы ничем не помогут в свободном падении независимо от того, сколько Падших ангелов у вас внутри. Если у вас нет каких-нибудь крыльев, вы находитесь в руках Матери-земли и сэра Исаака Ньютона.
Я не пытался спихнуть его в середину озера. Я применил только достаточно силы, чтобы изменить его траекторию, отклоняя падение динарианца футов на тридцать от курса, и он приземлился в одном из тех колоссальных энергетических лучей.
Была вспышка белого света, тень человеческого скелета мелькнула в моем поле зрения, и затем раскаленное добела нечто вылетело, вращаясь, из луча и приземлилось в одном из бассейнов сердитым потоком пара. Дельфины унеслись прочь.
Я опять затаился, не двигаясь.
Динарианцы падали, как дождь, их было больше дюжины, приземляясь с тяжело звучащими ударами или всплесками …
Один из них, выглядящий, как ящерица, упал в листву позади меня буквально в пяти футах от места, где я скрывался, у него почему-то не было двух третей головы. Он дико дергался несколько секунд, из него толчками хлестала очень по человечески выглядящая кровь, потом она пошла медленнее, видимо, просто истощившись.
Я поднял глаза до крыши и нашел там темный угол.
Кинкейд висел в этом углу, как паук, прицепившись чем-то вроде ремня безопасности, он был совершенно бесшумен, и я понял, что у него была та же самая идея, что и у меня: истреблять их прежде, чем они поняли, что сражение уже начато, в то время как они все еще сдерживали свою силу. Он мрачно улыбнулся мне, кивнул головой, как бы говоря “после Вас”, и поднял тяжелую спортивную винтовку с большущим глушителем к щеке.
Когда-то давно Кинкейд весьма спокойно сообщил мне, что, если бы он когда-нибудь соберется убить меня, то сделает это с помощи винтовки, которая стреляет на расстоянии не меньше мили. Эта же била на сто футов, возможно и меньше, но Кинкейд положил динарианца выстрелом в голову, а может и не одного, в тот момент, когда тот приземлился среди битого стекла. Он был смертелен как черт, и он мог так же легко обернуться моим врагом, но так или иначе мой ужас уменьшился до чего-то знакомого – и свирепого.
Несомненно, они превосходили нас численностью, но я больше не был уверен, что они превзойдут меня мастерством. Когда Падшие наносили удары, они были высокомерны до крайности, и они вообще не имели привычки играть на слух и приспосабливаться к изменениям в темпе. Когда держатели монет управляли вещами, они могли быть очень опасны – но не больше так чем кто-либо еще, с кем мне случалось, метафорически выражаясь, скрещивать мечи.
Да, Никодимус был очень опасен, но это потому что он сам Никодимус, и неважно, есть у него Падший ангел или нет. И в то время как я был бы дураком, если б воспринимал его иначе, чем смертельную угрозу, я пережил встречу с ним однажды, и увидел, какую ловушку он приготовил на сей раз, пусть даже в последнюю минуту увидел.
Я отвел взгляд от дергающихся остатков обезглавленного динарианца в папоротниках. Они носят с собой страшных ангелов, которые смотрят с их лица, Но умирают они точно так же, как все остальные.
Это ничуть не делает их менее опасными. Это только заставило меня увидеть, что у меня есть шанс противостоять им.
Так что никакого грома и молнии. У меня нет лишней энергии для него. И лишнего времени тоже. Я поднялся и двинул через папоротники туда, где, как я думал, должен опуститься следующий ближайший динарианец, там был крутой склон, по которому было сложно двигаться тихо. Но приземлившийся динарианец не остался на месте. Я нашел только отпечатки когтей на земле, как у индейки, но гораздо больше.
Я замер, услышав плеск воды справа от меня. Углом глаза я видел, как из воды дельфиньего бассейна выходит Тесса, Девочка-Богомол. Она подтянулась по пешеходному поручню, двигаясь быстро и осторожно. Я увидел блеск серебра в когтях ее руки. Она подняла монету динарианца, которого я запихнул в луч. Она знала, что они были не одни. Между нами было совсем небольшое расстояние, но я не двигался и не думал, что она разыскивает меня.
Девочка-Богомол вылезла на бетон и исчезла из моего вида. Послышался чирикающий, похожий на обезьяний звук откуда-то в этом обширном помещении, но кроме него все оставалось тихим.
Я, как призрак, двинулся дальше, напряженно вслушиваясь. Где была драма? Где были взрывы, воющие крики, и прочий оглушительный саундтрек? Это была какая-то жуткая игра в прятки.
Которые, как я внезапно понял, должно быть, были противостратегией Архива. Огромный символ затрачивал слишком много энергии, чтобы можно было поддерживать его работу долгое время. Если Архив смогла бы просто остаться скрытой от ее врагов, пока символ не завершит свою работу, это бы решило всю проблему. И не было никакой надобности тратить ее драгоценную доступную энергию в усилии защититься – если она могла остаться спокойной и сосредоточиться на том, чтобы поддерживать завесу, и все. Это вынудило бы динарианцев охотиться за Ивой, напрягать силы в попытках проникнуть через ее завесу, а пока они были так сильно заняты, Кинкейд убивал бы их одного за другим. Это была чертовски умная противотактика.
На далекой стороне комнаты один из динарианцев начал кричать, это был вопль муки. Мои глаза метнулись туда, где был Кинкейд. Его там уже не было. Веревка теперь свисала по листве ниже того места, где он был, но он оставил позицию после того, как убрал еще одного врага.
Я усмехнулся. Прекрасно. Если это такая игра, я тоже могу играть. Готов я или нет, надо идти.
Я двинулся через папоротники, поворачивая к трибунам, и тут услышал разговор.
– Где она? – потребовал тяжелый мужской голос.
Я не мог понять, откуда идут голоса среди этой поддельной дикой местности, пока не огляделся. Свет и тени играли в комнате и, видимо, специально для меня создали отражающую поверхность на одной из стеклянных панелей на потолке. Трое динарианцев собрались на трибуне. Тот, который говорил, в основном был похож на большую гориллу, если не считать рожки, как у козы, и тяжелые когти.
– Заткнись, Магог, – зарычала Девочка-Богомол. – Я не могу думать, когда ты тут болтаешь своим глупым языком.
– У нас мало времени, – прорычал Магог.
– Она знает это, – сказал третий динарианец. Я узнал его, он выглядел, как женщина, за исключением ног с вывернутыми назад суставами и заканчивающихся когтями пантеры, яркой красной кожи, и массы металлических, в десять футов длиной лезвий вместо волос. Дейдра, дорогая дочь Никодимуса. Она повернулась к Тессе. – Но Магог прав, Мать. По запаху мы ее не найдем. – Она держала маленький розовый носок. – Обрывки одежды с ее запахом на них были рассеяны повсюду.
– Это – работа Адского пса, – Магог сплюнул, зеленые глаза его ярко пылали над унылыми коричневыми. – Он боролся с нами прежде.
– Он охотится на нас, – сказала Дейдра, – пока она вынуждает нас сосредоточиться на том, чтобы проникнуть через завесу. Они слишком хорошо работают вместе. Он убил двоих из нас. Троих, если считать Урумвиэля.
Тесса подкинула серебряную монету на ладони.
– Сосуд Урумвиэля, возможно, было убит его собственным дебилизмом, – сказала она. Ее насекомые глаза, казалось, сузились. – Или возможно чародею удалось вернуться прежде, чем Знак был поднят.
– Ты думаешь, что этот патетический алкоголик перехитрил Отца? – сказала Дейдра с презрением.
Я ощетинился.
– Ему не нужно было кого-то перехитрить, ты, дура, – сказала Тесса. – Ему нужно было только бежать быстрее. И это объяснило бы, почему Колючий Намшиэль еще не появился.
Да. Если Колючка когда-нибудь проснется, то не Дрезден в этом виноват. Заткни его себе в глотку и покури, Диди.