Тут, что самое важное, – было тихо. Я, кряхтя, сел на скамью и закрыл глаза.
Множество вещей крутилось у меня в голове. Майкл с пулевыми ранениями. Копы, задающие вопросы по этому поводу. В зависимости от условий возвращения вертолета в Чикаго это все могло бы стать очень быстро запутанным. С другой стороны, учитывая степень причастности Маркони, эта проблема могла быть очень просто улажена. Он держал руку на пульсе такого количества членов мэрии Чикаго, что мог прекратить любое дело, если бы действительно захотел.
А вспоминая то, от чего его спасли, Маркони наверняка постарается достойно отплатить тем людям, кто вытащил его из лап смерти. Правда, меня раздражало именно то, что Маркони мог оказать довольно существенную помощь Майклу, несмотря на то, что помощь таки была нужна.
Но, прежде всего, Майкл должен был выжить.
Я снова вернулся к началу.
Был бы он сейчас при смерти, если бы я не настоял на том, чтобы он одел бронежилет? Если бы я не пропустил его вперед к той веревке, лежал бы он сейчас при смерти на операционном столе? Был ли я настолько невежественным, чтобы полагать, основываясь на мимолетном взгляде в лицо Гард, что я не только знаю будущее, но и обладаю мудростью и правом определять каким оно будет?
Возможно, на его месте должен был быть я. Все-таки у меня нет жены и детей, ждущих, когда я вернусь домой.
Я ждал, когда Черити закричит и швырнет в меня чем-нибудь. Возможно, я даже хотел, чтобы она так поступила. Наверно потому, что хотя я и понимал, что не мог предвидеть будущее и только пытался защитить своего друга, большая часть меня чувствовала, что я заслужил ярость Черити. Основным аргументом было, что я подставил ее мужа под пули – это ведь все равно, что убить его собственноручно.
За исключением того, что он еще был жив – и думать так было похоже на потерю надежды. Я не мог решиться на это.
Я взглянул на подиум, где кто-то мог бы стоять во время службы.
– Знаю, мы мало разговариваем, – громко сказал я пустой комнате, – и я не ищу, кому бы поплакаться в жилетку. Но я думаю, ты должен знать, что Майкл представляет тебя в лучшем виде. И если после всего, что он сделал, все так для него закончится, я в тебе разочаруюсь. Он заслуживает большего. И я думаю, ты должен убедиться, что он это получит. Если хочешь выставить счет мне – давай. Это не проблема.
Никто мне не ответил.
– И, пока мы еще не отошли от темы, – продолжил я, – Я думаю, что правила установленные тобой, полная лажа. Ты не участвуешь в мирских делах, как раньше. И твоим ангелам нельзя вмешиваться, пока падшие не сделают свой ход. Но я вот тут подумал, и когда динарианцы поднимали те огромные пентаграммы, им нужно было много энергии для них. Очень много. Больше, чем я когда-либо смог накопить, даже с Ласкиэлью. Это сила Архангела. И мне на ум приходит только один из тех, кто мог бы помогать этой компании.
Я встал, направил палец на подиум и с неожиданной яростью заорал:
– Князь гребаной тьмы мухлюет и использует свою силу на земле – дважды! А ТЫ просто сидишь на небесах, весь такой святой, в то время как мой друг, сражавшийся за Тебя всю свою жизнь, умирает! Что, черт возьми, с Тобой не так?
– Похоже, я не вовремя – раздался голос позади меня.
Я обернулся и обнаружил за своей спиной маленького старика в черно-синей робе с бейджиком, на котором красным было написано имя «ДЖЕЙК». За ним стояла тележка уборщика с мусорным ведром и обычным набором щеток, метелок и чистящих средств. У него был округлый живот, и вьющиеся седые волосы, сочетающиеся с его бородой и контрастирующих со смуглой кожей.
– Я зайду попозже.
Я почувствовал себя идиотом.
– Нет, нет. Я ничего не делаю. То есть, вы мне не мешаете. Не буду вам мешать.
– Вы мне не мешаете, молодой человек, – сказал Джейк. – Совсем наоборот. Вы не первый, кого я вижу расстроенным в больничной часовне. И, надо думать, не последний. Вы уверены, что я не помешаю?
– Уверен, – ответил я. – Заходите.
Он зашел, затаскивая за собой тележку, и пошел к мусорной корзине в углу. Вытащил старый пакет.
– У вас тут друг, да?
– Да, – сказал я, присаживаясь.
– Нет греха сердиться на Бога за произошедшее. В том, что случилось, нет Его вины, но Он понимает.
– Может, Он и понимает, – сказал я с содроганием, – но Ему все равно. Не знаю, почему все думают наоборот. Что Ему не все равно?
Джейк остановился и взглянул на меня.
– Ну да, вся эта вселенная, ведь так? Все эти звезды и планеты, – продолжал я, и, возможно это звучало более едко, чем я хотел, – возможно, там так много разных народов, что он даже не может их всех сосчитать. Как может Бога заботить то, что происходит с один человечком, на одной планетке, среди бесчисленного множества других?
Джейк завязал мусорный мешок и бросил в корзину. Он вставил новый с задумчивым выражением.
– Ну, – сказал он, – понимаешь, я особо не ходил в школу. Но думается мне, что ты рассуждаешь о том, чего не понимаешь.
– То есть? – спросил я.
– Ты считаешь, что Бог видит мир, как ты. Все по порядку. С одного места. По-моему, он должен быть вездесущ и всеведущ. – Он закрыл мусорную корзину, – Подумай об этом. Он знает, что ты чувствуешь, чувствует твою боль. Чувствует мою и твою боль, как Свою собственную. – Джейк покачал головой, – Черт, сынок. Вопрос не в том, может ли Господь заботиться об одном человеке. Вопрос в том, как Он может не делать этого.
Я фыркнул и покачал головой.
– Слишком много оптимизма для тебя сейчас, – сказал Джейк, – Я понимаю тебя, сынок, – он повернулся и начал толкать тележку к двери, – О, – сказал он, – Может старик подкинуть тебе мыслишку?
– Конечно, – ответил я, не оборачиваясь.
– Подумай, может, тут замешан баланс, – сказал он, – Может, один архангел использовал свою силу в этой ситуации открыто и сразу. Может, другой просто выжидал. В расчете на будущее. Может, Он уже подал тебе руку.
Мою правую руку снова будто бы пронзили иголками.
Я втянул воздух и вскочил, поворачиваясь.
Джейка не было.
Тележка уборщика все еще была на месте. Полотно, закрывающее низ, все еще покачивалось. Заложенная газетой книга лежала на тележке. Я подошел к ней и посмотрел вверх и вниз по коридору.
Никого не было и не было укрытия, куда бы он мог незаметно спрятаться.
Я взял книгу. Это был старый истрепанный томик «Двух башен». Одна страница была заложена и часть диалога подчеркнута.
– Горящая рука – лучший учитель, – прочитал я вслух. Я сел обратно на скамью и потряс головой: – И что бы это должно значить?
– Что твое противостояние с тенью Падшего привлекло внимание Стражника мой Эмиссар, – раздался мяукающий голос со скамьи позади меня.
Подпрыгнув от неожиданности и со стоном сев назад, я отодвинулся к дальнему концу скамьи. Хотя это было недалеко, дюйма два-три. Потом я повернулся лицом к Мэб.
Она спокойно сидела, одетая в обычный темно-синий деловой костюм, на ней были элегантные украшения с маленькими бриллиантами. Ее белые волосы были заплетены в косы и собраны в пучок, удерживаемый заколками из слоновой кости, украшенной лазуритом. Она держала Грималкина на коленях, как домашнего любимца, хотя только лунатик мог бы назвать малка домашней кошечкой. Я впервые увидел его так ясно и близко. Он был неестественно большим и мускулистым, даже для малка – а по сравнению с ними обычная рысь казалась тощей. Грималкин весил, должно быть, шестьдесят или семьдесят фунтов [81] чистых мускулов и кости. Мех у него был темно-серым с черными отметинами, больше похожими на мокрую шерсть. Его глаза были желто-зеленые, очень большие и слишком умные для любого животного.
– Стражника? – переспросил я заикаясь.
Голова Мэб, медленно двигалась в такт словам, но произносил их кошачий голос Грималкина.
– Князь воинства [82] любит помпезность и церемонии, и является он в громе крыльев армии серафимов, грохоте барабанов и звоне рогов. Трубач [83] никогда не приходит тихо, если может явиться в столбе света. Повергающий Демонов [84] предпочитает сам решать свои проблемы. А вот Стражник… – Мэб улыбнулась, – Он мне нравится больше всех архангелов. Он самый тихий. Самый проворный. Наименее известный. И наиболее опасный.