Редкие же хорошие, искренне возвышенные настроения, действительно честные желания приступить к главным делам своей жизни были все короче, тотчас смолкали под тяжелым грузом бесконечно незаконченных начинаний, случайных и проходящих увлечений. И великие планы все откладывались и откладывались, что превратилось в мимолетную привычку. И хотя прекрасно понимал, что, земную жизнь пройдя наполовину, с этим пора было кончать, даже не представлял, наладится ли все иначе.
Прошла проводница. Напомнила, что ему скоро сходить. Названцев вернулся в купе, принялся осторожно собираться.
—◦Приехали?◦— проснулся сосед на нижней полке, немолодой офицер с огромной лысиной и седым венчиком вокруг нее коротко остриженных волос.
—◦Да.
—◦Холостяцкую жизнь продолжать, значит?◦— это был из тех вагонных Мефистофелей, кто с первой же минуты лезет в душу к попутчикам, будто собирается по меньшей мере принять в ней самое деятельное участие или просто-напросто купить.
—◦Да.
—◦Ну закрутите! Ох я бы на вашем месте! Женщины здесь чистюли, аккуратненькие и неболтливые. А вам-то, молодому да неженатому, что — простор!
—◦Спасибо.
Черт знает, только и мыслей у человека!
Он опять стоял в коридоре. Уже надвигался город: все чаще и все гуще набегали дома, прорезывались и нанизывались друг на друга улицы. Поезд шел по-прежнему быстро, и все раскачивалось за окном, неслось ломаными линиями. Еще несколько человек готовились сойти, одевались и выносили в коридор чемоданы без галдения и раздражающей суеты. Наверное, местные. Где это видано, чтобы братья-славяне, не говоря уже о юге, обошлись бы без лишней спешки и необязательного гвалта.
Такие спокойные сборы Названцев наблюдал впервые, и это вдруг расположило его к незнакомому городу, который выбрал совершенно случайно, лишь потому, что сюда были билеты. Но едва спустился на перрон, опять испытал приступ неприятного чувства: затерянности среди надписей, табличек, которые ему не прочесть, среди речи без единого понятного ему слова и своей полной ненужности всем этим людям, улицам и всему городу. К вокзалу череда за чередой подкатывали автобусы, троллейбусы, трамваи. Откуда они? Куда? Таинственные корабли для него.
Захотелось обратно, в поезд, и не мешкая уехать до мой. Старомодная житейская трусость!
Он огляделся. Слева от привокзальной площади громоздко тянулись заводские корпуса, дымили высокие трубы. Вправо, в долине, виднелись черепичные крыши. Они сливались и казались полем, покрытым битым кирпичом. Между них выбивались пики церквей. Старый город был там, а откуда же и читать незнакомую книгу, как не с самого начала.
Названцев поинтересовался, во сколько ближайший поезд на Москву. Раньше вечера не было. Но билет не стал брать. Он решил, что на сей раз вечер утра мудренее: остаться ли до понедельника или не задерживаться.
Так он встретился с Прибалтикой.
Названцев шел медленно и без особого любопытства. Современные фасады, сотворенные из прямоугольников или квадратов, тянулись вдоль улицы недоступным и скучным забором. Названцев высматривал в витринах свое отражение. В этом городе, среди чужих домов он и сам выглядел непривычно: будто некто с фотографии из иностранного иллюстрированного журнала.
Пешеходы встречались редко. И за окнами, как и во двориках, не виделось движения, будто город был вообще малолюден. Людей раз-два — и обчелся. Однако пустынность странным образом успокаивала, была совсем кстати, под настроение. Они с городом определенно довольствовались взаимной вежливостью. Неплохо одетый (чай, из столицы) почти молодой человек (сорока еще не исполнилось), которому не хотелось ни есть, ни присесть с усталости, ни поговорить с кем-нибудь, и прилежно вычищенный, замкнутый город, не предложивший ему с порога ни уютного кафе, ни скамейки хотя бы на автобусной остановке, ни лица и взгляда, открывшихся бы ему для приветствия или улыбки.
Названцеву здесь никто не мешал, ни одного знакомого, ему не приходило в голову кому-то позвонить, кого-нибудь найти, кем-либо заниматься. Напряженное внимание, которое, будто очень тебе нужно, цепко захватывает в московской толпе, не подступалось совершенно. А видимо, и это — немалая радость!