— У мамы есть бриллиантовое кольцо, — говорила она. — И не такое уж большое. Оно стоит сорок фунтов. Если бы на свете были целые россыпи алмазов, люди разбогатели бы до смешного.
— Может, и Сара разбогатеет до смешного, — хихикнула Джесси.
— Она и так смешна, — фыркнула ее подруга.
— Ты ее просто ненавидишь, — сказала Джесси.
— Вот уж нет! — сказала Лавиния. — А в россыпи — не верю.
— Ну, берут же где-то алмазы, — рассудительно заметила Джесси и снова хихикнула. — Знаешь, что Гертруда говорит?
— Не знаю и знать не хочу, если опять про эту Сару.
— Да, про нее. Теперь она представляет, что она — принцесса. Всегда, даже на уроках. Она говорит, ей так легче учиться. Ей хотелось, чтобы Эрменгарда тоже стала принцессой, но та отказалась, чересчур толста.
— И то верно, — сказала мисс Герберт. — А Сара чересчур тоща.
Конечно, Джесси опять хихикнула.
— Она говорит, вид тут ни при чем. Важно, что ты думаешь и делаешь.
— Наверное, ей кажется, что она была бы принцессой, даже если бы стала нищей, — сказала Лавиния. — Давай называть ее Ваше Королевское Высочество.
Уроки кончились, девочки сидели в классе, у камина. Все очень любили это время дня. Мисс Минчин и мисс Амелия пили чай у себя в святилище, а воспитанницы болтали и поверяли друг другу тайны, особенно если малютки не бегали, не орали, что бывало редко. Когда они поднимали шум, приходилось усмирять их, а то, не дай Бог, могли явиться наставницы и положить конец приятному времяпрепровождению. И вот сейчас, сразу после слов Лавинии, открылась дверь, вошла Сара, а с ней — Лотти, которая вечно бегала за ней, как собачка.
— Опять она с этой мерзкой девчонкой! — шепотом возмутилась Лавиния. — Если она ее так любит, держала бы у себя! Через пять минут начнутся вопли…
На самом деле Лотти захотелось поиграть в классе, и она упросила приемную маму отвести ее туда. Она присоединилась к малышкам, которые играли в углу, Сара села на подоконник, открыла книгу и стала читать. Книга была о Французской революции, и вскоре она перенеслась в Бастилию, к тем, кто провел в темнице столько лет, что, когда пришла свобода, седые волосы и бороды скрывали их лица, а о том, что за стенами кто-то есть, они вообще забыли.
Она была так далеко от школы, что совсем не обрадовалась, услышав пронзительный вопль. Труднее всего ей бывало сдержаться, когда ее отрывали от книги. Те, кто любит читать, знают, как это неприятно. Нелегко победить искушение справедливого гнева.
— Как будто тебя ударили, — признавалась она как-то Эрменгарде. — Так и хочется дать сдачи! Приходится быстро взять себя в руки, а то еще обидишь кого-нибудь.
Вот и сейчас ей пришлось взять себя в руки как можно быстрее, когда, положив книгу на окно, она спрыгнула на пол.
Лотти каталась по полу. Мало того, что она рассердила Джесси и Лавинию, — она еще и ударила свою толстую коленку. Вскочив и громко взревев, она запрыгала среди врагов и друзей, причем одни бранили ее, другие — утешали.
— Замолчи, плакса! — орала Лавиния. — Замолчи сию минуту!
— Я не пла-а-акса! — ревела Лотти. — Сара, Са-а-ра!
— Замолчи, мисс Минчин услышит! — крикнула Джесси. — Ну, Лотти, ну, милочка, я тебе монетку дам!
— Не нужна мне твоя монетка! — рыдала Лотти. Взглянув на свою ногу, она увидела каплю крови и завыла в голос.
Сара кинулась к ней и опустилась на колени.
— Лотти, — сказала она, — ты же мне обещала!
— Она говорит, я плакса! — ревела Лотти.
Сара погладила ее, но сказала тем тихим, серьезным голосом, который Лотти прекрасно знала:
— Если ты плачешь, ты и есть плакса. Ты же обещала!
Лотти вспомнила, что это правда, но предпочла зареветь погромче:
— У меня нет ма-мы! Ни-ка-кой ма-а-а-мы!
— Нет, есть! — весело сказала Сара. — Разве ты забыла? Ты же моя дочка.
Лотти припала к ней, облегченно всхлипнув.
— Пойдем, посидим на окне, — предложила ей Сара. — Я тебе тихонько расскажу интересную историю.