— Он охотился на тигров, — сказала Джесси. — Он сам убил того тигра, шкура которого лежит в комнате Сары. Вот почему Сара так любит эту шкуру. Она ложится на нее, гладит голову тигра и разговаривает с ним, как с кошкой.
— Она всегда делает какие-нибудь глупости, — резко сказала Лавиния. — Моя мама говорит, что очень глупо представлять себе разные вещи. Она говорит, что из Сары Кру выйдет большая оригиналка.
Сара действительно не важничала. Она относилась дружески ко всем девочкам и щедро делилась с ними всем, что у нее было. Она никогда не обижала маленьких, которые привыкли исполнять приказания и выносить презрительное обращение зрелых леди десяти — двенадцати лет. Сара относилась к этим крошкам с любовью. Когда они падали и начинали тереть колени, она утешала, ласкала их и вынимала из кармана конфетку или что-нибудь другое, способное уменьшить их горе. И она никогда не оскорбляла их самолюбия презрительным намеком на возраст.
— Что же из того, что ей четыре года? — резко сказала она Лавинии, когда та отшлепала Лотти и назвала ее младенцем. — Пройдет год, и ей будет пять, еще год — шесть лет. А через шестнадцать, всего только через шестнадцать лет ей уже будет двадцать.
— Боже, как мы хорошо считаем! — воскликнула Лавиния.
На самом деле нельзя было отрицать, что четыре и шестнадцать равны двадцати, а двадцать лет — такой возраст, о котором не дерзали мечтать даже самые смелые девочки.
И маленькие боготворили Сару. Она часто приглашала в свою комнату этих презираемых всеми крошек. Она позволяла им играть с Эмили и угощала их жиденьким, очень сладким чаем из чашечек Эмили, на которых были нарисованы хорошенькие голубые цветочки. Никогда ни у одной куклы не было такого чудного сервиза! А сама Сара настоящая королева, даже богиня. К такому заключению пришли все учившие азбуку девочки.
Лотти Лег обожала Сару до такой степени, что, не будь у той доброго сердечка, эта четырехлетняя крошка, наверное, надоела бы ей. Когда мама Лотти умерла, молодой, легкомысленный папаша отдал девочку в школу, потому что положительно не знал, что с ней делать. А так как с Лотти обращались с самого рождения как с любимой куклой или балованной собачкой, то из нее вышло ужасное маленькое создание. Когда она хотела или не хотела чего-нибудь, то сейчас же начинала плакать и кричать. А так как ей всегда хотелось того, чего ей нельзя было дать, и, наоборот, не хотелось того, что было необходимо, то ее пронзительный голосок и заунывные вопли постоянно слышались то в одной части дома, то в другой.
Какими-то таинственными путями Лотти узнала, что если девочка очень рано лишится матери, то ее нужно жалеть и всячески баловать. Должно быть, она слышала, как это говорили взрослые, когда умерла ее мама. И Лотти старалась извлечь как можно больше пользы из своего положения.
Раз, идя в гостиную, Сара услыхала голоса мисс Минчин и мисс Амелии. Они употребляли все силы, чтобы заставить замолчать какую-то девочку, заливавшуюся сердитым плачем и, по-видимому, не желавшую остановиться. И она завывала так пронзительно, что мисс Минчин принуждена была, хоть и с большим достоинством, кричать, чтобы быть услышанной.
— Что она ревет? — громовым голосом спросила она.
— О-о-о! — услыхала Сара. — У ме-ня нет ма-м-мы!
— Перестань, Лотти! — взвизгнула мисс Амелия. — Перестань, моя милочка. Пожалуйста, не плачь!
— О! О! О! — еще пронзительнее завыла Лотти. — У меня нет ни-ка-кой мам-м-мы!
— Ее следует высечь! — объявила мисс Минчин. — Я высеку тебя, негодная девчонка!
Лотти заревела еще громче, а голос мисс Минчин, постепенно повышаясь, загремел, как гром. Потом она вдруг в бессильном негодовании соскочила с кресла и бросилась из комнаты, оставив мисс Амелию улаживать дело, как знает.
Сара стояла в передней, раздумывая, не войти ли ей в комнату; она накануне познакомилась с Лотти и думала, что ей, может быть, удастся успокоить девочку.
Выйдя из гостиной, мисс Минчин, к величайшему своему неудовольствию, увидала Сару. Ей было неприятно, что Сара слышала, как она отчитывала Лотти. Она сознавала, что кричала слишком громко и что тон ее был не совсем приличен.
— Ах, это вы, Сара! — сказала она, стараясь улыбнуться.
— Я остановилась, услыхав, что Лотти плачет, — объяснила Сара. — Я подумала, что мне, может быть, удастся успокоить ее. Можно мне попробовать, мисс Минчин?