Сара забралась на сиденье, устроенное в глубоком проеме окна, и, подобрав под себя ноги, уселась, обхватив колени руками.
– Говорю, потому что слышала его всю жизнь, – отвечала Сара. – Ты бы тоже говорила, если бы всегда его слышала.
– Ах, нет, я бы не смогла, – воскликнула Эрменгарда. – Я бы никогда не смогла!
– Почему? – спросила с интересом Сара.
– Ты же слышала, как я сегодня отвечала. Это всегда так. Я эти слова просто не могу произносить. Они такие странные. – Она помолчала, а потом прибавила не без благоговения в голосе: – Ты ведь умная, правда?
Сара задумалась, глядя в окно на грязную площадь, где по мокрой железной ограде прыгали и чирикали воробьи, и на покрытые сажей ветви деревьев… Ее часто называли «умной», и она спрашивала себя, так ли это, а если так, то как это вышло.
– Не знаю, – наконец отвечала она. – Мне трудно сказать.
Потом, увидев, что круглое розовощекое лицо омрачилось, Сара засмеялась и переменила тему.
– Хочешь взглянуть на Эмили? – предложила она.
– Кто это Эмили? – спросила Эрменгарда совсем так же, как мисс Минчин.
– Пойдем ко мне в комнату – увидишь, – ответила Сара и протянула ей руку.
Они спрыгнули со скамьи и поднялись наверх.
– А правда, – зашептала Эрменгарда, когда они пересекали холл, – правда, что у тебя есть собственная комната для игр?
– Да, – ответила Сара. – Папа попросил об этом мисс Минчин… Знаешь, когда я играю, я сочиняю всякие истории и рассказываю их сама себе, и я не люблю, чтобы меня слышали. Если меня слушают, это все портит.
К этому времени они были уже в коридоре, который вел в комнату Сары. Услышав ее ответ, Эрменгарда остановилась и, едва дыша, посмотрела на Сару широко раскрытыми глазами.
– Ты сочиняешь истории? – проговорила она с волнением. – Ты не только говоришь по-французски, но еще и сочиняешь? Неужели это правда?
Сара взглянула на нее с изумлением.
– Послушай, это все умеют, – сказала она. – Разве ты никогда не пробовала?
Не дожидаясь ответа, она предостерегающе тронула Эрменгарду за руку и шепнула:
– Давай тихонько подкрадемся к двери – и я ее распахну. Может, нам удастся поймать ее врасплох!
Конечно, она шутила, но в глазах ее мелькнула тайная надежда, которая увлекла Эрменгарду, хотя она и не понимала, что все это значит, и кого Сара хочет поймать врасплох, и зачем это нужно. Впрочем, Эрменгарда не сомневалась, что увидит что-то на редкость приятное и удивительное. А потому, дрожа от радостного ожидания, она шла на цыпочках за Сарой по коридору. Неслышно подкравшись к двери, Сара быстро повернула ручку и распахнула дверь. В аккуратно прибранной комнате стояла тишина, в камине горел неяркий огонь, а в креслице возле камина сидела дивная кукла и как будто читала книжку.
– Ах, опоздали! – вскричала Сара. – Она успела добежать до своего кресла! Всегда так! Куклы такие быстрые, как молния!
Эрменгарда переводила взгляд с Сары на куклу и обратно. У нее перехватило дыхание.
– Она умеет… ходить? – спросила она изумленно.
– Да, – отвечала Сара. – Так я, по крайней мере, думаю. Вернее, воображаю. И тогда мне кажется, что так оно и есть. А ты разве никогда ничего не воображала?
– Нет, – призналась Эрменгарда. – Никогда. Я… расскажи мне про это.
Ее так околдовала эта странная новенькая, что она смотрела совсем не на Эмили, хотя в жизни не видела таких чудесных кукол, а на Сару.
– Давай сядем, – предложила Сара, – и я тебе расскажу. Это так просто – стоит только начать, и уже не остановишься! Придумываешь и придумываешь без конца! Это просто чудесно! Эмили, послушай. Это Эрменгарда Сент-Джон, Эмили. Эрменгарда, это Эмили. Хочешь ее подержать?
– А можно? – спросила Эрменгарда. – Нет, правда, можно? Она такая красивая!
За всю свою короткую скучную жизнь мисс Сент-Джон даже и не мечтала, что ей выпадет счастье так чудесно провести время, как в это утро со странной новенькой. Они пробыли в комнате Сары целый час, пока не прозвенел звонок на обед и им не пришлось спуститься вниз.
Сара устроилась на коврике перед камином и рассказывала Эрменгарде удивительные вещи – ее зеленые глаза сверкали, щеки горели. Она рассказала о своем путешествии и об Индии; но больше всего Эрменгарду увлекла фантазия о куклах, которые ходят, разговаривают и делают многое другое, стоит лишь людям выйти из комнаты. Своей тайны они никому не открывают и с быстротой молнии возвращаются на свои места, как только заслышат, что кто-то идет.
– Мы бы так не смогли, – серьезно заметила Сара. – Это какое-то волшебство.
Когда она поведала о поисках Эмили, лицо ее вдруг затуманилось, а свет в глазах погас. Эрменгарда это заметила. Какой-то странный звук, не то вздох, не то всхлип, вырвался у Сары из груди, а потом, словно приняв решение, она плотно сжала губы. Эрменгарде подумалось, что другая бы на ее месте зарыдала. Но Сара сдержалась.
– У тебя что-то… болит? – осмелилась Эрменгарда.
– Да, – отвечала Сара, помолчав. – Только не тело.
И, сдерживая дрожь в голосе, тихо спросила:
– Ты своего отца больше всего на свете любишь?
Эрменгарда разинула рот. Ей и в голову не приходило, что можно любить собственного отца; честно говоря, она готова была на все, только бы не оставаться с ним наедине даже на десять минут. Впрочем, она понимала, что благовоспитанной девочке, которая учится в пансионе для благородных девиц, признаться в этом невозможно. Она смутилась.
– Я… я его почти не вижу, – проговорила она запинаясь. – Он всегда сидит в библиотеке и что-то читает.