Такое положение дел следовало исправить, и немедленно — хорошая перчатка не может не уметь чего-то настолько важного. Для богини, конечно же, важного. А то, что при этом упрочится и положение самой перчатки — ну так это само собой разумеется, богиня заботится о покорных ее воле. Иначе и быть не может.
Надо срочно научиться заводить подруг. Но как это сделать?
— О, вот ты где! А мы тебя ищем, ищем!
Мейлишах и ее блеклая приятельница — как же ее зовут? Гюнай, кажется. Отыскали, доставучие. А Кюджюкбиркус казалось, что она так хорошо спряталась, чтобы посидеть и как следует подумать в одиночестве, нашла такое укромное местечко между высоким розовым кустом и стеной Изразцового павильона, в тени нависающего балкончика, никто и не догадается заглянуть…
Догадались, неймется им.
— Ты была великолепна! Даже я на какой-то миг поверила, что это вовсе не ты, а сама Кёсем!
Глупая Мейлишах! Нашла, чем удивить. Конечно же, Кюджюкбиркус великолепна, она не может быть иной и сама это знает, богиня не выбирает в свои служительницы абы кого, на то она и богиня. И не какой-то там ничтожной гедиклис оценивать ее избранниц! Стоило бы поставить доставучую дуреху на место, осадить как следует, чтобы на будущее неповадно было.
Но Кюджюкбиркус не ответила резкостью, хотя и могла бы. И не ушла молча, как поступила бы еще неделю назад. И не только потому, что хорошей перчатке не пристало выставлять напоказ свои истинные чувства, у хорошей перчатки вообще не может быть каких-то там собственных чувств — кроме желания правильно истолковать волю богини и всеми силами послужить ее исполнению. Просто в голову ей пришла удивительная мысль — а вдруг эти девочки, сами о том не подозревая, как раз и являются ответом на ее просьбу? Что, если они здесь не просто так, а посланы самой богиней? Она тут все мысли в клубок стянула, как завести подружек — и вот приходят две, и сами навязываются.
Нет, такое не может быть совпадением!
И поэтому Кюджюкбиркус улыбнулась пришедшим так, как учил папа-Ритабан улыбаться зрителям в самых богатых одеждах — радостно и доверчиво, словно всю душу в эту улыбку вкладывая. И даже подвинулась, втиснувшись в самый угол и оставив на длинном цокольном камне достаточно места, чтобы могли устроиться еще две девочки — если потеснятся, конечно. Говорить она пока ничего не стала — боялась неосторожным словом спугнуть посланную богиней удачу.
Впрочем, Мейлишах болтала за двоих. Вернее — за троих, ее блеклая подружка лишь кивала и улыбалась молча. Вот уж действительно Гюнай, «дневная луна», такая же тусклая и незаметная. И такая же никчемная — ну кому нужна луна днем?!
Но мысли свои Кюджюкбиркус при себе оставила, одарив и Гюнай ответной улыбкой не менее щедро, чем Мейлишах — умная перчатка никогда не скупится на то, что ничего не стоит ей самой и доставляет приятность другим.
Когда говорливая Мейлишах предложила привести в порядок растрепанную прическу Кюджюкбиркус, та окончательно успокоилась и уверилась в том, что действует правильно. Девочки и на самом деле посланы богиней и должны стать ее подружками: ведь возня с расчесыванием волос друг другу — одна из самых верных примет, неоспоримое свидетельство дружбы. Очевидно, так и заводят подруг, и ничего в этом нет сложного!
Царапнуло лишь одно — обращаясь к Гюнай, Мейлишах назвала ее Ясемин. Причем не один раз назвала, значит, не случайная обмолвка. И та каждый раз слегка краснела от удовольствия.
Вот, значит, как. Не только саму Мейлишах, но и эту блеклую замухрышку уже отметили настолько, что удостоили первого гаремного имени! И не какой-то там дневной луной назвали, неуместной, тусклой и бесполезной — благоуханным и прекрасным цветком жасмина. В то время как у самой Кюджюкбиркус по-прежнему лишь первоначальное поименование, пусть даже и гордое, намекающее на свободу полета и смертельно опасные крылья, но все же первое, ученическое…. И не обидно ли Великой Богине, что ее перчатка до сих пор не удостоена ничего лучшего?
А уж если кто из младшего гарема и достоин сравнения с прекрасным цветком — так это она, Кюджюкбиркус, и не с каким-то там глупым жасмином, от назойливого и душного аромата которого быстро начинает болеть голова, а с благородным и величественным лотосом! Сам папа-Ритабан так сказал, а он просто так хвалить не стал бы, значит — достойна.
Глупая, трижды глупая Кюджюкбиркус! Птичка лучше цветка, совсем недавно же как раз очень правильно про это думала и все поняла! И вот опять, словно и не Кюджюкбиркус вовсе, а неразумная Шветстри! Так не пойдет.