Как мотылек, привлеченный пламенем, она хочет прикоснуться, увидеть, почувствовать, несмотря на вполне реальную угрозу боли. Смерти.
Она борется с этим. Зубы и когти, но она научится.
Будет хорошей девочкой, я знаю, что она будет, и до тех пор я буду держать ее здесь. Со мной.
— Вместе, птичка, мы поставим твоего папу на колени.
— Думаю, ты ошибаешься, — выдыхает она.
— О нет, — качаю головой я, наклоняясь, чтобы коснуться ее губ своими. Они мягкие, в отличие от моих последних поцелуев. Это обещание.
Обещание, что теперь, когда она в моих руках, всегда будет принадлежать мне.
Кажется, она ошеломлена такой мягкостью. Не отвечая на поцелуй, ее губы остаются неподвижными, слегка приоткрыты, а глаза открыты, но в них столько эмоций, что мне не терпится их разобрать.
— Я очень редко ошибаюсь, — говорю ей, — ты скоро узнаешь, спи, у нас несколько трудных дней впереди.
Она хмурится:
— Ты думаешь, я прогнусь перед тобой, но этого не будет. Ты не владеешь и никогда не будешь владеть мной.
— Посмотрим.
Она усмехается:
— Мудак.
— Спи, птичка, — киваю головой к подушкам, — завтра новый день.
— Я здесь не сплю.
Она говорит это, когда я осторожно уговариваю ее лечь на кровать, осторожно толкая, пока ее спина не касается матраса.
— Я буду догонять, — обещаю я. — Куда бы ты ни пошла, я буду за твоей спиной.
Усталость цепляется за нее, затягивая ее под воду. Я заставил ее пройти через ад, он уже должен был догнать ее, и обещание мягкого матраса и теплого тела поет для этого глубоко укоренившегося желания комфорта. Ее тело скручивается само по себе, в центре кровати, она поджимает колени к груди и обхватывает их руками, прежде чем ее глаза закрываются, слишком тяжелые, чтобы бороться.
— Я не позволю тебе победить, — бормочет она в полусне.
Наклонившись над ней, я заправляю ей за ухо медный локон:
— О, птичка, я уже выиграл.
Оставив ее спать в моей постели, я спускаюсь в свой кабинет. Я слишком долго уклонялся от бизнеса, пришло время вернуться в нужное русло.
Я пишу Райкеру, чтобы он встретил меня здесь через час, он был на земле, пока я бы занят с Рен, так что он идеальный человек, чтобы рассказать о том, что там происходит.
Я сижу в кресле за письменным столом, крутя янтарную жидкость в стакане, когда входит моя правая рука. Он все еще выглядит злым, но он верен. Я не блефовал, когда сказал ему, что убью его, и он это знает. Мы, возможно, были друзьями с тех пор, как были детьми, но никто не может сомневается во мне. Даже он. И никто, я имею в виду, черт возьми, никто, даже сам дьявол, не будет угрожать тому, что принадлежит мне.
— Босс, — здоровается он, опускаясь в кресло напротив меня.
— Мне нужен отчет, — говорю ему, наклоняясь вперед.
— Сегодня ночью в док попали две партии, наши ребята с ними, перевозят груз на новые склады. Дилеры стали немного болтливыми с тех пор, как последняя партия, которую они должны были получить, пошла прахом, но теперь все уладилось.
— Какие дилеры?
Люди забывают свое место. Отсутствие присутствия в массах явно дает им неверное представление о том, что я не вмешаюсь, если придется.
— Доусон разбирается с этим, — ворчит Райкер.
— Сейчас?
Райкер кивает, его плечи напряжены.
— Что еще?
Он отводит взгляд влево, и это нехороший знак. Он что-то скрывает.
— Что такое? — требую я.
— Сегодня ночью на пристани появились люди Валентайна, угрожали нашим парням. Ничего не произошло, но один из них упомянул кое-что, за чем, я думаю, нам нужно проследить.
— Продолжай.
— Мы все знаем, какой занозой в заднице является Валентайн. Он хочет вернуть свою дочь, и я уверен, что он пойдет на все, чтобы вернуть ее, но на самом деле не думаю, что Валентайн один. Выстрелов больше.
Я наклоняюсь вперед: — Что ты имеешь в виду?
— Парни не были рады быть там, они сочли бессмысленным преследовать девушку, и, хотели они того или нет, они упомянули, что босс не был счастлив, если бы они отклонились от плана.
— Какой босс?
— Они называли их Синдикат.
— Значит, Валентайн объединился с этой организацией?
Райкер пожимает плечами: — Я думаю, было бы разумно вернуть ее. Уладить это на время.
— Хорошая работа. Я не плачу тебе за то, чтобы ты думал. — Рычу. Я никак не мог вернуть ее. Мало того, что это чертовски слабо и идет вразрез со всем, что построила эта семья, девушка остается рядом со мной с этого момента. Об этом не было и речи.
— Ну, ты не собираешься ее убивать, нет причин держать ее.