— Я нарушаю твой покой? Прекрасно. Тогда если я позволю себе еще больше побеспокоить тебя, то, может быть, мы наконец отправимся в дорогу?
Она пыталась сопротивляться, но он крепко держал ее и отпустил только в тот момент, когда его губы соединились с ее губами в поцелуе. От его поцелуя все мысли о сопротивлении куда-то улетучились. Сэр Лоуренс словно впрыснул в ее кровь старое вино. Она почувствовала вкус поражения и подчинения. Он разрушил ее волю, ее сомнения, непримиримость.
Наконец поцелуй закончился, но он не отпускал ее, глядя девушке прямо в глаза, словно гипнотизируя взглядом.
— Ну что, Оливия, ты готова ехать со мной?
Покорившись судьбе, она кивнула.
В пути сэр Лоуренс, видя, что она озабочена, был все время с ней и показывал то стада оленей на полянах по склонам холмов, то падающий в расщелину небольшой водопад, похожий на тонкую серебряную нить. Время от времени зайцы перебегали по полям; высоко в небе, высматривая добычу, парили хищные птицы — соколы, ястребы и изредка — орел.
— Ты хорошая наездница, Оливия. Давно у тебя эта гнедая кобыла?
— Около четырех лет, сэр, — ответила Оливия, поглаживая шею лошади. — Я могу оставить ее у себя?
— Конечно, можешь. Моему Негру она уже понравилась.
Оливия успела заметить, что их лошади явно обратили внимание друг на друга, и что только сильные руки и ноги Лоуренса удерживали вороного жеребца от того, чтобы он не кусал шею ее кобылы. Она засмеялась и, взглянув на огромное черное животное, подумала о том, как масть ее кобылы и его жеребца подходит под цвет волос их наездников. Как они похожи, думала она, эти два зверя темной масти, как оба горды и бесстрашны. Оливия выпрямилась в седле и потрогала золотой крестик на шее, подаренный настоятельницей на прощание. Совершенно не к месту она вдруг подумала о том, как же ей исполнить клятву, данную после их обручения. Впрочем, у нее теперь было много времени, чтобы решить все проблемы.
6
Да, времени у нее много. Вот она здесь, верхом на своей кобыле, обе не прочь поскакать галопом, и перед ними расстилается открытая равнина. Что может быть проще? Ей эта местность знакома лучше, чем сэру Лоуренсу и его людям. К полудню они должны подъехать к лесу, и тогда она сможет попроситься по нужде и отъехать подальше от любопытных глаз. А уж там… Она улыбнулась, представив себя летящей на гнедой кобыле через торфяные болота. Одна, свободна от досадных чужаков!
Ее улыбка не осталась незамеченной, потому что, несмотря на ее беззаботный вид, сэр Лоуренс прекрасно понимал, что она способна придумать какой-нибудь способ, чтобы улизнуть. Ему следует как можно скорее скрепить их помолвку так, как велит обычай; ей должны были рассказать о нем, и все же… Он искоса поглядел на нее. И все же она была девушкой, нежной и чувствительной, несмотря на свой огненный характер. Не в его правилах было действовать жестко в тех случаях, когда мягкостью можно было добиться значительно большего. Птичку нельзя приручить, действуя грубой силой.
Наконец они остановились на привал.
— Прошу, — сказал сэр Лоуренс, спешившись и протягивая ей руки. Вынув ноги из стремян, она позволила ему опустить себя на землю.
Ее кобылу увели.
— Сядь сюда. — Он постелил для нее овечью шкуру у большого камня, и Оливия послушно села в ожидании удобной возможности воплотить свой план, осматриваясь вокруг, пока он разговаривал со своими людьми. Для того, что она задумала, это место было идеальным. Надо только дождаться, когда все будут отдыхать, а потом вскочить на лошадь и быть таковой.
Однако ее планам не суждено было сбыться: и после сытного обеда люди сэра Лоуренса были начеку. Но тут она увидела, что сам он ест, и решила — пора! Она встала и отряхнула крошки со своего платья.
— Я думаю, ты позволишь мне отлучиться на минуту, сэр.
Она повернулась, уже собираясь уйти, но к ее досаде сэр Лоуренс немедленно поднялся и последовал за нею. Она остановилась.
— О нет, сэр, мне надо… — Оливия кивнула в сторону леса. Все пропало, подумала она. Я даже не смогу приблизиться к своей кобыле, если он пойдет за мной. Но, может быть, он ее не понял? — Мне надо остаться одной, сэр!
К ее удивлению, Лоуренс взял ее за руку и повел под деревья. Уже через несколько шагов она поняла, что он разгадал ее намерения, и разозлилась. Черт бы побрал его сообразительность и ее беспомощность! Да будь он проклят! Она хотела вырваться, но Лоуренс сжал ее в своих железных объятьях как в тисках и произнес:
— Нет, Оливия!
Она решила притвориться, будто не понимает, в чем дело.
— Ты имеешь в виду, что я не могу остаться одна? Нигде и никогда?